Конечно, не стоило и надеяться, что этот мальчик вот так просто всё бросит и пойдёт за ним — у него наверняка есть свои обязательства в этом месте перед Одином или ещё кем, так же как и у самого Пожирателя есть свои. Да и лунные бы попытались воспротивиться ещё одному новому члену на корабле — неугомонный ручной зверёныш Госпожи Ночь привёл за собой ещё одного ручного и непонятного зверька.
[indent] Многие догадывались, что Цукиёми тайно общается с Госпожой Ночь — в конце-концов Ночь и Луна едины — а потому Пожиратель в качестве живого оружия и демонстрации смертоносной пугающей мощи северянам принялся довольно естественно, хоть и без особого энтузиазма. Ведь никто, кроме Кейташи и его приближённого Хидео, того самого, что сидел по другую сторону от Рю, и не знал о том, что Госпожа была матерью не только юной Луны, но и остальных детей, и то и дело практически постоянно жила в лунном дворце, как и ее бешеная прожорливая тварь. Но если решение владыки его людьми не оспаривалось и было единственно верным, то вот решение «шавки» точно попытаются оспорить.
[indent] Впрочем, это было последнее, что интересовало Рю — он бы добился своего даже, если и кровью — Цукиёми не сможет ему отказать. Госпожа Ночь наверняка бы приняла Слуаха и порадовалась бы, что Рю нашел своего котёнка. Но сам котёнок только подтвердил очевидное — несмотря на весь трепет и восторг, он не поедет с ним.
[indent] — Жаль. — Почти безэмоционально произнёс Пожиратель, отпуская щеки юноши, и отвернулся, чтобы направиться в трюм.
[indent] Но в груди всё тоскливо и опечаленно сжалось.
[indent] Жаль и то, что вся семья Слуаха была уничтожена. Кто же так обошёлся с ними?! Но Рю не спрашивает, чтобы не бередить лишний раз раны этого юного демона, а собственное любопытство обождёт. Да и что он сделает? Начнет мстить за своих потомков? Тогда надо мстить за слишком многих. А нужно ли оно, если его семьей всегда была только Госпожа Ночь, а все, кого он случайно породил, разлетелись по миру даже не оглянувшись.
[indent] Может, стоило бы соврать тогда и сказать, что это просто ошибочное чувство, а сам он пошутил, разыграл — для такого, как Рю это раз плюнуть, а Слуах уже имел ни одну возможность наблюдать, как он равнодушно весело и издевательски относится ко всем вокруг.
[indent] Но он всё-таки произносит.
[indent] — От моего настоящего тайного имени когда-то ооооочень давно появились иероглифы, обозначающие слово «дракон». Почти все, а может даже и все восточные драконы и невоспарившие змеи — мои случайные потомки. И ты пахнешь, как один из них. Может, кто-то из них когда-то добрался до твоего мира и начал свой род. Отсюда и это чувство. А может это всё пьяное помешательство двух одиноких демонов-изгоев, м? — Он усмехнулся, взглянув на юношу, скрывая свои истинные чувства под маской саркастичного веселья, а потом добавил, — только это тайна. Никому не рассказывай, хорошо? — И приложил палец уже к губам Слуаха, почти так же, как ещё недавно сделала с Кейташи, только теперь в этом жесте была не издёвка и неверие, а нежность. И отстранился.
[indent] — Вот мы и пришли. Мой роскошный угол. — Он витиевато пожонглировал в воздухе руками и указал, действительно, на один из углов в темном трюме. Зажег свечу, что стояла огарком на ящике и расстелил сложенный футон, кивнув Слуаху, чтобы садился. А сам развязал свой свёрток с вещами, доставая свежее кимоно и простую овальную маску из чёрного дерева с прорезью для правого глаза — а не зря он ее взял. Но менять одежды не торопился, лишь снова спустил окровавленное кимоно на пояс, перед этим повесив праздничный хаори на плечики, чтобы не испачкался и не помялся. И обернулся, устраиваясь рядом.
[indent] — Ну что ж, попробуй применить свою магию исцеления. — Легкая улыбка. — Так странно. От тебя слишком вкусно и сильно пахнет грехом, а ты умеешь исцелять — я питаюсь грешниками, поэтому чувствую чужие души, и в твоей за грехами кроется нечто светлое. Как так вышло? Это из-за того, что случилось с твоей семьей? — Всё же разговор вышел именно в это русло, хотя Пожиратель и не хотел, но, видимо, без этого было никак.

Подпись автора

Hardly awake I know you're there Feeling your touch I know you care Hiding in dark light — gentle sounds

Они так и смотрят друг на друга. Цукиёми даже и не собирается отводить взгляда, и Один, похоже, тоже. Можно было бы посчитать, что они соревнуются в силе подавления друг друга или в детскую игру кто кого переглядит, но владыка ночи где-то на задворках своей былой юной жгучести, которая выплескивалась только в азартных спорах или в моменты нарушения кем-то правил, понимает что их зацепившийся друг за друга взгляд нечто иное. И ему это нравится. Наверное, впервые за очень долгое время ему нравится этот вновь пробуждающийся азарт. Азарт завоевания кого-то, кто не тайком или зримо восхищается твоим величием просто потому что ты такой да ещё и владыка — ведь Луной невозможно не восхищаться, — а того, кого ты сам хочешь вынудить показать это самое восхищение прямо здесь и сейчас. Ну или чуть позже, ведь долгий интеллектуальный путь к собственной цели ещё интереснее — удовольствие растягивается на дольше время. И Цукиёми вдруг становится предельно ясно, что он флиртует и флиртует уже невесть сколько, хоть и осознал это только сейчас!
[indent] Так вот что это такое…. Флирт… а он и забыл. Хоть в свои юные годы Цукиёми особо не интересовался плотскими утехами и близостью контакта, зато он обожал этот самый азарт тонкого флирта и хождения по грани на расстоянии. Покорять и завоёвывать так, чтобы пожинать плоды чужого восхищения и желания, смущения и невозможности даже получить. Да, это жестоко, но не зря Луна считается холодным жестоким светилом — прекрасным, далеким и недоступным. И хоть от него невозможно сгореть, как от Солнца, можно обжечься куда сильнее. Ведь от Солнца вспых и исчез, а на Луну бесконечно любуешься и чахнешь, а то и вовсе сходишь с ума.
[indent] — Как интересно, — откликается Цуки на слова о братьях-прислужниках. — двенадцать месяцев в году, хм, — улыбается, продолжая смотреть и не моргать, — это ближе к звездному небу и ночи, нежели Вальхалле, разве не так? — Снова Улыбается и делает ещё глоток, а потом, наконец, отводит взгляд, будто бы потерял весь интерес. — Надо бы и мне обзавестись подобными слугами, удобно. — И вспоминает своего младшего сына. Тот, как и эти мальчишки с лёгкостью теряется в стенах и буквально сливается с Лунным дворцом. И уже в столь раннем возрасте проявляет интерес к всеобщему уюту, вот только слишком уж непоседлив и хулиганист. Быть может, когда Минору подрастёт, он сможет создать кого-то себе подобных. По-крайней мере, Цукиёми безоговорочно верил, что все его дети далеко пойдут.
[indent] Отдавая кубок Одину, владыка невозмутимо наблюдает за тем, как тот приподнимается, являя свою наготу — разве что взгляд отчасти следит за тем, как розовая вода ручьями скатывается по крепкому мускулистому торсу, испещрённому боевыми шрамами; но это вполне можно принять за оценивающий жест в знак уважения воинским заслугам и мужеству, которые крайне высоко ценились на Востоке. Невозмутим Цукиёми и тогда, когда Один становится ближе и будто доминирует над ним, слегка нависая — это всё лишь издержки человеческой анатомии при принятии сидячего положения в столь близком расстоянии и всего-то. Однако владыка уже чувствует, что затащил в свои сети этого бога — и если тот раньше смотрел лишь украдкой, выдавая словесные подкаты, будто ощупывая почву, то теперь он смотрел прямо в глаза, будто приклеенный. И дело будто вовсе не в том, что Один сейчас впустит его в свой разум, для которого наверняка нужен зрительный контакт. А дело в том, что до этого они пялились друг другу в глаза, исключительно не в деловых целях. Цукиёми мысленно улыбнулся.
[indent] Он сосредотачивается на малахитовом глазе Одина, и его почти буквально «засасывает» в кавалькаду видений. Они словно чёрные всадники проносятся друг за другом, бешено сметая всё на пути и обращая тьмой когда-то цветущие сады и развивающиеся цивилизации. Гримасы боли и страданий, крики и плачь. Чьи-то мертвые лица. Засохшее и покорёженное древнее древо сакуры. А когда тьма волчьей пасти, заволакивая всё вокруг, обрушивается на сияющую серебром Луну, Цукиёми не в силах больше держать в себе эту мощь ужаса и боли, шумно выдыхает через рот, хватаясь руками перед собой. А когда вдруг моргает, понимает, что его раскрытые губы мнут чужие. Он вскидывает брови, ощущая уже и собственные пальцы, вцепившиеся в чужие бёдра, пока чужие впились в его плечи.
[indent] Застывшее мгновение, а будто вечность.
[indent] Владыка отшатывается назад, разрывая контакт губами и устанавливая небольшое расстояние между их лицами. А пальцы будто-бы сжимаются сильнее.
[indent] — Т-ты… ты что творишь?! — Осипший из-за видений голос под конец восклицания всё же взрывается праведным гневом.
[indent] Цукиёми резко поднимает руки, хватая Одина за спину и горло, и рывком переворачивает, перекидывая через бортик ванны — тот наверняка неприятно впивается в позвоночник и бока, хоть весь вес давления и боли на себя приняли именно кисть и запястье Цукиёми. И таким же рывком склоняется к нему, уже сам впиваясь в чужие губы властно-жадным поцелуем, продолжая при этом давить на шею пальцами, чтобы не вырвался слишком быстро.
[indent] Кто бы мог подумать, что из-за этих самых скрытых путей в нем пробудятся его пылкие хаотичные черты юности, доставлявшие помимо азартных и лишь отчасти безобидных наслаждений, перекликающихся с чрезмерным следованием правилам, самые настоящие скрытые страдания, в которых он неустанно сражался с самим собой, чтобы не дать безумию выход в его неуёмной ярости и гневе. Их почувствовала когда-то Госпожа, когда внезапно появилась в самый тёмный час для Луны. Почувствовала, усмирила и спасла его от самого себя. Луна может сводить с ума не только тех, кто неустанно смотрит на ее холодное и недоступное величие, сменяющееся настроениями и воздействиями в фазах движения, но и саму первозданную Луну, если ту создать и оставить в хаосе, как сделал когда-то Идзанаги. Цукирэ в этом плане повезло больше — он родился более стабильным и его в этой силе направляли с пелёнок оба родителя.
[indent] Но сейчас Цукиёми этому пробуждению самого себя даже был рад.
[indent] Пальцы ослабили хватку на горле, а губы стали чуть более нежными.

Отредактировано Renmo Kittelsen (16.08.2023 17:17:24)

Подпись автора

Hardly awake I know you're there Feeling your touch I know you care Hiding in dark light — gentle sounds

Наверное, он сошёл с ума! Хотя стоп, ну да! Он же и был безумным, пока Ночь не усмирила весь хаос в душе. И вот он снова на свободе, пылает и жжёт изнутри — а может то просто нехватка воздуха от властного поцелуя, вплетающего в себя и нежность, и грубость. И совершенно не хочется, чтобы это дикое и такое волнительно безумие прекращалось — даже, если воздуха не останется совсем.
[indent] Он чувствует грубую сильную ладонь на своём затылке — и от этой пятерни мурашки бегут в саму душу — и на своей пояснице, пока их крепкие торсы, мощный-грубый и тонкий-жилистый соприкасаются друг с другом в тесном влажном контакте, что кажется, будто загнанное сердцебиение оказалось одно на двоих, просочившись через грудные клетки. Внизу живота… а что внизу живота у обоих подумать времени не оказывается — в дурную голову острым неприятным звоном вонзается звук заскрежетавшего металла по дереву от резкого падения.
[indent] Поцелуй останавливается, а они замирают. Цукиёми открывает глаза и видит, что Один смотрит в сторону проследовавшего звука. Шикает и хочет уже отстраниться, не желая даже смотреть кто там посмел заявиться в покои верховных богов и застать их в столь пикантный интимный момент. Но Один не выпускает его, продолжая поглаживать по спине и безукоризненно держать лицо великого правителя. Тьма, эта его надменная наглость и поведение папочки даже заводит. Вот уж точно — Всеотец. Только не для Цукиёми.
[indent] И всё же он давит спиной назад, выпрямляясь и вытаскивая из-под Одина свою руку — своими волосами он полностью скрывал их обоих от мальчишек-эльфов, но те всё равно умудрились что-то увидеть и настолько засмущаться. Цуки всё же сверкнул своим грозным взором на служек и увидел, что те покраснели похлеще самой зрелой хурмы. Он снова шикает и отстраняется, усаживаясь в ванну спиной к детям, являя собой невозмутимую величественную скалу, которая сейчас мерцала лунным светом из-за плескающихся внутри чувств юношеского волнения. Оно ему нравилось. Но не нравилось, что их прервали. Что его, Цукиёми, увидели с другим мужчиной, пусть и таким достойным воином-богом.
[indent] — Пожалуй, возьму обратно свои слова насчёт этих детей. Отвратительное и недостойное слуги поведение. — Выдал практически ровным — дыхание всё ещё немного было сбито — ледяным тоном, в который так и просачивались молнии ярости. На Одина он не смотрел, лишь прямо перед собой и будто в никуда, откидывая волосы с груди назад. — Если осталась половина, то хватит.

Отредактировано Renmo Kittelsen (17.08.2023 01:20:12)

Подпись автора

Hardly awake I know you're there Feeling your touch I know you care Hiding in dark light — gentle sounds

Нет, ну какой же он милаш! Так и хочется снова потискать за порозовевшие круглые щечки. Но Пожиратель сидит ровно, облокачиваясь на здоровую руку и с лёгкой заинтересованной улыбкой старшего наблюдает за мальчиком. Хотя то, что он вытворяет магией с их кровью настолько завораживает и пленит, но угадывать и наслаждаться изменением эмоций юноши при танце свечного пламени куда как интереснее даже этой невероятной уникальной магии.
[indent] — Как «человек» — этот, а как демон-бог и зверь… мм, я бы показал, да только тогда придётся задержаться здесь на месяцок-другой — или сколько уйдёт времени на ремонт корабля? — Беззаботно, несколько издевательски и вместе с тем горделиво смеется Пожиратель. Он гордился своей внешность и своей сущностью, своей природой. Ему было всё равно кто, что и как думает о нем — наоборот даже обожал собирать разные гадкие слухи и страшилки о По-о-ожирателе Но-о-очи.
[indent] — Но, если честно, ты прав. Вся левая часть тела запечатана Цукиёми и эта печать как раз то, что все видят. Он меня боится, — наклонившись снова и приложив на расстоянии ладонь к израненной стороне, шепчет он, — как и все вокруг. Вообще все. — Хихикает, походя на довольного юного кота, и снова выпрямляется.
[indent] — Так что это не твоя магия не может добраться. Печать сдерживает даже мою, как видишь — это, чтобы я не обратился и не сожрал Вальхаллу со всеми окрестностями. А что тут в окрестностях, кстати? — Смешливо озирается, как-будто речь идёт не о божественном дворце известного бога-завоевателя с его безумными славными берсерками и валькириями, а о какой-то халупе нищего крестьянина. Откуда-то сбоку из стен звучит звонкий детский смешок, но Рю думает, что показалось — наверное, скрип корабельной опалубки или лязг якорных цепей.
[indent] — А насчёт плоти, ты уверен? Не боишься, что мне понравится, и я тебя всего сожру случайно? — Наклоняет голову набок и смотрит своим большим кошачьим глазом на юношу с лёгкой улыбкой: этот мальчик ему опасливо нравится всё больше и больше — так можно и в самом деле сожрать всю Вальхаллу и утащить его с собой! — Я порой, видишь ли, очень увлекаюсь. А от твоего аромата голову ведёт даже на расстоянии и в трезвом уме. А сейчас из-за ран и печати мне немного тяжело сдерживаться. — Мурлыкнул Рю и снова подался поближе, высунув язык к сливающимся в завораживающем танце каплям крови, понимая, что рискует очень сильно: как нарушить возможный ритуал, — а с магией это чревато непредсказуемыми последствиями, — так и испортить процесс лечения, а ведь юноше он давался с трудом. Но Рю не может сейчас не рисковать. Он обожает азарт и игры, особенно тогда, когда его кто-то очень сильно заинтересовывает, а этот юнец…
[indent] Кончик мясистого языка, удлиняющегося и становящегося черным, почти касается крови, пока Рю вызывающе-соблазнительное смотрит исподлобья на Слуаха, оказавшись ниже него.

Подпись автора

Hardly awake I know you're there Feeling your touch I know you care Hiding in dark light — gentle sounds

Странно, за все свои тысячелетия Рю никогда даже не задумывался о подобном, а сейчас… сейчас ему хочется пробовать этого юношу вовсе не как основное блюдо или некий деликатес.
[indent] Неотрывно глядя в чужие слегка раскосые глаза, так похожие на привычный разрез, но при этом имеющий свою особенную уникальность, которой Пожиратель ещё не встречал, он незаметно пододвигается ближе на несколько сантиметров и мажет языком по окровавленным пальцам. Заволакивающиеся чернотой глаза юнца так и манят к себе, словно отражая и пленящую черноту его крови, поблескивающую игриво-опасными бликами от танца свечи.
[indent] Впервые за свою бесконечную долгую жизнь Пожирателю хочется вкусить чьё-то тело и плоть вовсе не как еду. И от этого осознания мурашки бегут по телу, а душа дрожит и трепещет. Интересно, может ли и Слуах ощущать эти изменения или он думает, что такой могучий древний демон с ним просто играется?
[indent] Кончик языка раздваивается, точно у змеи, и нежно обволакивает пальцы, скользя по ним, как самая настоящая змея, обвивая кольцами, пока Рю продолжает утопать в аспидном омуте глаз и слизывать чернильную кровь. Те капли, что смешались, стали ещё более насыщенного цвета бычьей крови — и сейчас Пожиратель чувствовал, как они соприкасаются душами и силой через слияние их крови — так интимно, что, наверное, можно сравнить с актом соития между двумя любовниками, о которых он достаточно слышал м которые даже иногда наблюдал.
[indent] Рю приближается ещё, скользя шелковым кимоно по одеялу. Шорох ткани вплетается в треск фитиля и поскрипывание корабля, в костяке которого заплутало дыхание ветра. Сердце стучит громче и поёт. И не только его. Доведя язык до ладони, Пожиратель открывает рот шире, чтобы соблазнительно поглотить чужие пальцы на всю их длину, смыкая свои полуразорванные пухлые губы, перемазанные в алой краске и крови, у подушечек ладони и только потом блаженно прикрыть свой целый глаз и томно промурчать басовитый стон на выдохе.

Подпись автора

Hardly awake I know you're there Feeling your touch I know you care Hiding in dark light — gentle sounds

Один просит простить служек и не гневаться на них, объясняя произошедшее отсутствием интимной близости. И не просто в собственном чертоге, а вообще. Цукиёми поворачивает свою голову, но не показывает мужчине всего лица, и чуть выгибает брови — в его совершенно потемневшем взгляде читается явное неверие. Как такое возможно? Один весь вечер затирает ему про то, какой он великий любовник и трахается направо и налево со всеми подряд, а тут такие откровения. Не это ли очередная уловка, чтобы пустить пыль в глаза и потешить самолюбие такого высокомерного и величественного недоступного светила, как он, Луна, и вернуть пошатнувшееся и столь сложно завоёванное доверие назад?
[indent] — Слишком долгий срок для такого любвеобильного завоевателя. — И всё же Цукиёми позволяет себе подарить Одину хитрую, хоть и чуть надменную улыбку.
[indent] Однако же поведение детей и в самом деле было не наигранным; может ли это говорить о том, что Один не врёт и не лукавит? Ещё и это предложение служить, от которого в груди ёкнуло, обдав пылким жаром, а в паху зашевелилось — его член уже при поцелуе встал, а сейчас как-будто предлагал отбросить все сомнения да гордость и взять своё, то, чего так сильно хочется.
[indent] — Ты же не думаешь, что Цукиёми будет есть из рук Одина? — Неотрывно глядя в малахитовый потемневший от возбуждения глаз, несколько надменно и с лёгкой усмешкой отвечает Цуки, игнорируя сочный плод у самых своих губ. В нем плескается вовсе не надменность великого мудрого владыки, в нем бушует надменность юного заносчивого бога, который собирается прыгнуть в омут разврата, которого был лишён.
[indent] И Цукиёми, принимая кубок, второй рукой  обхватывает чужое запястье, а после с нажимом ползёт вверх к чужим пальцам, «поглощая» своей кистью чужую, и требовательно забирает хурму, сжимая пальцы уже на ней, из-за чего плод выпустил свой первый сок. Он подносит сладкий фрукт к своему рту, продолжая надменно и с лёгким азартным вызовом свершить взглядом чужой глаз, почти касается губами, но в самый последний момент разворачивает кисть и устремляет её ко рту Одина, вжимая стороной, давшей сок в его жесткие губы. Первые капли от нажима текут на седую бороду. Цукиёми усмехается, всё так же держа Одина привязанным своим взором, и не глядя делает глоток вина.

Подпись автора

Hardly awake I know you're there Feeling your touch I know you care Hiding in dark light — gentle sounds

Слуах снова воспрял духом, и уже от этой перемены эмоций — что плескались на дне черных глаз, что танцевали в юной душе — хочется улыбаться. Особенно с того, как мальчик весь резко вытянулся, готовый сделать что угодно.
[indent] Рю улыбается, стараясь скрыть усталость, и опускает ненадолго взгляд к ягуаровой шкуре, что была так красива в своей природной особой раскраске. Интересно, а Слуах умеет обращаться в ягуара или шкура это лишь охотничий трофей, а то и вовсе самый обыкновенный предмет одежды? Если у Рю когда-нибудь вновь появятся «дети», он заставит их носить в качестве одежды свою скрытую сущность — почему-то это кажется интересным ну или по меньшей мере забавным, если не считать практичности. Единственное, что неизвестно кого он вообще может породить. Например, драконы уже были кем-то очень на него непохожим либо он сам просто чего-то не помнит важного — уж настолько он древний.
[indent] — Котёнок, — на предплечье Слуаха ложится ладонь с длинными паучьими пальцами, которые венчали толстые чёрные когти-ногти, отличные от тех, что Пожиратель использовал в бою, но всё же не похожие на человеческие — вместе со светящимися изнутри серыми кошачьими глазами и высоким ростом эти когти-ногти и выдавали в его истинной «человеческой» форме не человека. — Ты такой очаровашка. Вот только… — он поднимает взгляд со слегка взбухших венок, которые поглаживал когтем, к лицу Слуаха и добавляет ровным тоном. — Я не смогу дать тебе желаемого — не своё тело, но душу, может быть. — Для людей и более молодых нелюдей в такие моменты обычно естественно испытывать чувство вины, но Пожиратель уже настолько древний, что это чувство для него как-будто не существует. Как и многие другие. В любом случае сейчас Рю совершенно не хотел, чтобы мальчик получил от него даже флёр этой эмоции — она никому добра и пользы не принесёт, скорее наоборот. К тому же явно в таком древнем влюблённый юнец хочет видеть вовсе не кого-то привычного с «людскими» пороками и слабостями, а кого-то на кого будет мечтать походить.
[indent] — Пожиратель Ночи слишком далёк от наслаждений плоти. Меня и касались-то вообще либо те, кого я съедал, либо те, кого я защищал, а ты… — и он улыбнулся, делая многозначительную паузу и сжимая кисть Слуаха в своих ладонях. — Мне это не понравилось. Совсем. Поэтому больше так никогда не делай. По-крайней мере, пока не вырастишь в зрелого и сильного демона, которого будут бояться за километр! Не зря же ты мой котёнок. — Подмигнул, а потом отпустил, чтобы раскрыть свернутое кимоно и достать оттуда лоскуты белой ткани, похожие на бинты — а ими они и были, вот только веяло от них, как и от каждого кимоно Рю, не читаемой для не знающего древней магией . — А теперь помоги мне — прикоснись ещё немного — надо забинтовать мой корпус тела от шеи до паха, а дальше я сам. И можешь не узнавать тогда моё имя. Больше незачем.

Отредактировано Renmo Kittelsen (21.08.2023 01:25:33)

Подпись автора

Hardly awake I know you're there Feeling your touch I know you care Hiding in dark light — gentle sounds

Рю поднимает взгляд на юношу — всё-таки тот слишком очарователен и чист душой. Может, зря он выбрал себе в кумиры такого, как Пожиратель? Но Пожиратель лишь кивает на все сказанные слова и данные безмолвные обещания чтить в ответ, а потом встаёт на ноги следом за Слуахом. Голову вдруг слегка ведёт и приходится упереться ладонью о стену корабля. Все-таки раны, нанесённые на печать оказались довольно дискомфортными. И он усмехается.
[indent] — Надо же, давно ранения не доставляли таких весёлых проблемок, тем более такие лёгкие. Не волнуйся, твоя магия делает мне легче. — Синяк от удара в бок уже практически не беспокоил; следы от зубов на плече затянулись сверху, хоть ещё и болели внутри; а сорванная часть лица «подсохла» и уже не кровоточила, что главное. — А эти бинты уберегут от желающих избавиться от Пожирателя. Ты же чувствуешь в них магию такую же, как и на моей одежде — это моя защита, но ее секрет я тебе не расскажу. — Он тихо смеется и подмигивает — и без того доверил слишком многое и доверит ещё. — Да и смысла нет — её познавать нужно долго, когда-то очень давно я придумал её, а потом забыл, так что использую её инстинктивно, как дышу. Так что мы с тобой особенные и единственные и в нашей уникальной магии. Видишь эти иероглифы. — Рю указал уже на чёрные письмена, которыми была покрыта вся левая сторона тела. — Это такая же уникальная и особенная магия, которой владеет только Цукиёми. Но её, как оказалось, в отличие от моих бинтов и одежд можно разорвать. Что просто замечательно! И Пожиратель бы мог ее снять с твоей помощью полностью и отрастить новую половину тела — нужно только отрезать эту — но это левая половина, и нет уверенности, что эта печать не отразилась и на сердце. Обычно оно у Пожирателя бессмертное, как и все органы. Однако такой усталости и слабости от потери крови испытывать не доводилось еще никогда, даже, когда однажды разыграл Цукиёми. — Тот тогда порубил его, а Пожиратель всё это время хохотал, как безумный, а потом собрался воедино, чем обескуражил вспотевшего владыку ночи. — Поэтому эти бинты помогут дождаться момента, когда я заставлю Цукиёми снять печать. — У него просто нет выбора: его главное пугающее живое оружие да такое уязвимое — не для этого он притащил неведомы зверушку с собой. — Надо просто дождаться утра, пока не закончится аудиенция не наших с тобой владык.
[indent] Наверняка из всех услышанных слов у Слуаха появится закономерный вопрос: раз Пожирателя Ночи невозможно убить, то зачем он создал себе защиту. Так-то оно так, а проверять даже такому неуязвимому древнему существу проверять на деле не хочется. Ведь до жизненно важных органов ещё никто не додумывался добраться — все пугались или теряли рассудок на моменте, когда порубленный или серьезно раненый Пожиратель вёл себя так, будто его всего лишь пощекотали. А те, кто пытался потом, тем Пожиратель даже не позволял к себе прикоснуться. Но эта печать… она стала открытием не только для него самого. И нужно всего лишь подождать немного и не дать возможность лунным, живущим ради службы и жажды выслужиться, принести голову Пожирателя их хозяину. Накинутся ещё толпой, глупые тараканы, то в таком состоянии и Пожиратель не отобьёт — всё-таки в делегации Цукиёми лучшие воины.
[indent] — Нет! — Раздался вдруг со спины Рю приглушённый детский выкрик, но они не успели даже моргнуть, как из стены появились щупальца и окутали его в плотный живой кокон. — Я не дам уничтожить мою милую Хинату! — И потянули к стене.

Отредактировано Renmo Kittelsen (21.08.2023 16:03:00)

Подпись автора

Hardly awake I know you're there Feeling your touch I know you care Hiding in dark light — gentle sounds