Вроде бы, ничего ужасного не произошло, но Харитон всё равно чувствует напряжение, которое пронизывает Мартына, точно медная наэлектризованная проволока – тот старательно делает вид, что совершенно спокоен, но за это недолгое время между парнями уже установилась крепкая ощутимая связь, и Тоня чувствует и по тяжести шага, и по тому, как соприкасаются их руки, что Мар о чём-то крепко задумался. Мальчик хмурит белёсые брови и поджимает губы, гадая, как может помочь сейчас своему парню – он ведь очень хотел, чтобы было весело всем-всем, а в итоге и Мартын сейчас нагружен тяжёлыми думами, и Руслан Ренатович остался пребывать в смятении, благо, что хоть Тима был с ним, а уж он-то точно знает, что нужно делать – Харитон всегда мог положиться на своего старшего. А теперь, похоже, пришла пора ему сделать что-то, чтобы стать чьей-то опорой – опорой того, кто ему очень дорог и кто называет его прекрасным… Необходимо подтверждать данный статус!
[indent] – Я никому не позволю называть моего парня уродом!.. – возмущённо, но тихо шипит Тоня, серьёзно хмурясь и вскидываясь, отчего белоснежные локоны качнулись пухлым воздушным облаком, – даже если это говорит он сам…
[indent] Он следует за Мартыном, мелкие веточки и сухие травки очень скоро перестают хрустеть под подошвой кед, и вот они оказываются совсем близко рядом с галдящим танцполом, но парень отчего-то знает, что никому до них сейчас нет никакого дела – все заняты дружным отсчётом в обратном порядке.
[indent] – Давай потом поговорим все вчетвером? Тима говорит, что разговоры всегда помогают расставить всё по своим местам… Я ведь тоже хочу сделать тебя счастливым… – успевает сбивчиво протараторить Харитон на ухо Мартыну, а после они вместе протискиваются в толпу, лавируя между чужими боками и нарушая стройный ряд голосов своими “Простите-извините-отойдите!”. Во всяком случае, Тоня тоже весь изгалделся от возбуждения перед долгожданным первым танцем, который чуть не оказался под угрозой – так волнительно!
[indent] – Я… – с придыханием произносит Тоня, укладывая свои руки на плечи Мартына и запрокидывая голову, подставляя лицо невидимому свету звёзд, о котором ему рассказывал когда-то брат и о которых теперь хочет расспрашивать своего Мара.
[indent] – Хочу с тобой… Я соскучился за весь день… – вновь опуская голову в нормальное положение, тихонько говорит Тоня на ухо Мартыну, чуть ощутимо касаясь губами его аккуратного изящного хрящика. Рядом звучат голоса Таната Булатовича и Соры, и мальчик невольно поворачивает голову к ним – как раз в тот самый момент, когда, после короткой паузы, директор провозглашает начало конкурса зычным “Но-о-оль!”.
[indent] – Погнали!.. – подмигнув Мартыну, заговорщически улыбается Харитон, а после делает первый шажок в сторону, как совсем недавно учила его Мари. Голоса ребят затихают, слышны лишь шепотки, а вступление песни оглашается художественным свистом, от мелодичности которого Тоня мечтательно зажмурился, думая, что он уже безумно счастлив, и всё благодаря Мартыну.

***
Кивая Соре в ответ на его благодарность, Танат чувствует, что всё, наконец-то, делает правильно. Пускай их знакомство сначала и не задалось, однако, теперь всё обещает быть совсем по-другому – уж мужчина об этом позаботится. Свет приглушается, мелодия разливается романтическим туманом по танцполу – отличный Сора сделал выбор! – и сердцебиение становится размереннее под влиянием этого колдовского светлого взгляда; Танат снова потихоньку начинает терять голову, находясь так близко к своему мальчику, и ему всё равно, как это может выглядеть со стороны. Он всегда может отнекаться и объяснить, что это просто шутка, а сам он слишком уж вжился в роль – никто ничего не заподозрит, а административный состав в обиду не даст своего начальника, уж слишком его все уважают и любят за справедливый и в целом светлый сговорчивый темперамент, не подозревая, насколько жёсткой у этого человека может быть рука.
[indent] Но сейчас его руки мягкие, смуглые пальцы сжимают бледные, точно фарфоровые пальчики Соры, и мужчина счастливо улыбается ему, хоть и делает это сдержанно и чуть заметно – чтобы заметил только юноша, ведь и посвящалась эта улыбка лишь ему. Он сжимает другой рукой его талию чуть крепче, постепенно заворачивая их в пространстве, двигаясь по очень медленному кругу в соответствующем музыке ритме – в толпе слышны лишь перешёптывания и мимолётные обсуждения; похоже, ребята уже разбиваются на лагеря, кто за кого будет голосовать. Танат лишь снисходительно усмехается этому тихому ажиотажу – подтягивается ближе к Соре, чтобы снова шептаться с ним, едва не касаясь губами уха.
[indent] – А эти ребятки не промах, а? Что думаешь, у них любовь-морковь? – всё-таки, хочется немного пошептаться и перемыть косточки виновникам торжества с тем, кому он очень доверяет.
[indent] – Когда мы будем жить вместе, я бы хотел так танцевать с тобой каждый вечер… После бокала-другого вина… Любишь вино? У меня припасено с собой немного… – едва слышно спрашивает мужчина, решив, что продолжение их маленького романтического банкета должно выйти на славу.

***
В голове так и вертятся слова, сказанные Русланом – он не жалеет, он, чёрт возьми, ни о чём не жалеет – и они чуть не заставляют Тиму прослезиться от щемящей, почти невыносимой нежности. Он безумно благодарен ему за всё, на что Рус идёт ради него – ради них – и, честно говоря, Тима уже успел обречённо испугаться, что после всего произошедшего Руслан даст заднюю и решит, что нужно прекращать этот служебный роман во избежание раскрытия. Разумеется, сам бы парень так просто не отступился бы, но от мысли о том, что между ними снова разверзнется пропасть, навязанная общественными устоями и страхом – ведь их обоих очень тянет друг к другу, и если бы не определённые рамки поведения, установленные для парней, то, наверняка, всё было бы намного проще – заставили волосы на его затылке встать дыбом. И в момент, когда Руслан вновь кладёт свои ладони Тиме на талию, а музыка постепенно разливается, погружая танцпол в интимный полумрак, Шалфей обнимает своего парня, прижимая к своей груди. Наверное, со стороны их неуклюжий тандем выглядит потешнее всех, но ему всё равно – он сюда не за выигрышем пришёл. Он хочет побыть с Русланом, даже если и под прицелом глаз – здесь и сейчас полумрак становится их верным другом и соратником.
[indent] – Спасибо… И я планирую довести дело до конца сегодня ночью… Можем никуда не выходить из домика, если хочешь… – склонившись к уху Руслана, тихонько зашептал Тимофей, а после чуть отстраняется, смаргивая набежавшие к кромке век слёзы – те чуть заметными крупицами осели на слипшихся, точно паучьи лапки, густых ресницах, и парень расслабленно улыбается своему милому Церберу, решая, что сейчас можно хотя бы немножко кайфануть. Прохладные пальцы посылают табун мурашек по горячей коже, они устремляются под топ и за кромку джинсовых брюк, а за спиной, в стайке девочек, рядом с которыми вожатые оказались, слышится шушуканье из разряда “вот бы запустить руку за эти джинсы”. Тима коротко выдыхает и посмеивается – да уж, так наряжаться, действительно, было говёной идеей, но он в тихом восторге от того, как трогает его Руслан. На глазах у всех.

Чувства захлёстывают, всё окружающее пространство растворяется, и остаётся лишь ощущение пола под ногами и тепло его Мартына, что появился здесь для него и теперь никуда не уходил, держа Тоню в своих руках. Хочется раствориться в этом мгновении, хочется, чтобы эта мелодия никогда не заканчивалась, хочется оставаться в этом благодатном единении, растворяя в их союзе все тревоги, ведь Тоне становится ничего не страшно тогда, когда рядом с ним Мартын – настолько нестрашно, что он почти тянется, чтобы поймать чужие губы своими, но всё же приходит в себя, когда его парень снова заговаривает, задавая очень важный вопрос. Настолько важный, что Тоня закусывает нижнюю чуть дрогнувшую губу, распахивая глаза, а после, будто неверяще, мягко улыбается на это предложение, звучащее с долей робости и как будто опасения – или Харитону так просто кажется?
[indent] – А… А можно?.. – после сделанного плавного разворота Тоня подаётся вперёд, но лишь для того, чтобы доверчиво уложить свой подбородок на плечо Мартына.
[indent] – Я хочу быть с тобой… Ты мне важен, любой… Ведь это и есть ты, такой многогранный и классный… – совсем тихонько говорит Харитон, горбясь, прилипая к Мартыну, и забывая, что это, вообще-то, конкурс красивых, а не нелепых танцев. Но ему всё равно – он хочет чувствовать своего Мара. Всё остальное не имеет никакого значения – только Мар, его леший.

***
Он видит крупицы мелких слёз в чужих глазах и хочет сцеловать их, но понимает, что не может – по крайней мере, не здесь и не сейчас. Ему хочется, чтобы все присутствующие внезапно исчезли, чтобы на танцполе остались только они вдвоём, ну и, может, ещё рядом стояла бы та самая бутылка чилийского красного сухого вина, оставленная Танатом на завершение первого сезона, но решает не откладывать свою жизнь на потом. Они с Сорой живут здесь и сейчас, и он даже подумывает, что к чёрту этот конкурс, надо брать парня на руки и утаскивать в свой домик, где за несколько страстных любовных подходов и опустшили бы бутылку, и растратили бы соль непролитых слёз. Танат слыл человеком ярким и несгибаемым, но что-то болезненно щемит от вида слёз в этих красивых глазах – хоть то и были слёзы наступившего счастья. И Танат улыбается своему возлюбленному, а после тихонько цедит воздух сквозь зубы – т-ш-ш-ш – с любовью касаясь одним лишь взглядом красивого лица.
[indent] – Всё будет, как ты захочешь… Станцуем и убежим… А результаты пускай объявляет… Кто-нибудь другой… – с беззлобным смешком шепчет Танат, отступая на шаг и вытягивая руку так, чтобы Сора сделал под ней оборот, а после вновь притянуть к себе. Будь они вдвоём, их танец уже давно переместился бы в иную плоскость, а музыка бы играла и дальше, но они должны отыграть свою партию, раз уж взялись за неё – в конце концов, к ним приковано так много заинтересованных детских глаз…

***
От того, как ныряют ладони Руслана за пояс его джинсовых брюк, судорожный дробный вздох срывается с губ Тимофея, а глаза чуть заметно закатываются под смежившимися веками. Ему сносит башку от смелости Руслана, он без ума от его преображений, ему даже нравится его строгость, которая на контрасте способна возбудить не меньше, чем яркая открытая чувственность Руса, какую он проявляет сейчас. Он делает своего Шалфея по-настоящему счастливым, разрешая себе эти ответные шаги, и парень смущённо закусывает губу, тем не менее, не отводя взгляда от блестящих глаз своего Цербера. Тима бы лёг за него костьми, сделал бы что угодно ради этого взгляда, и он думает о том, что грядущей ночью не единожды обеспечит Руслану рай на земле – он заслужил отдых души и тела. Они оба заслужили – и его пальцы заползают в волосы на затылке Руса, одёргивая перед этим капюшон толстовки, чтобы не мешал; по толпе детей пробегается волна удивлённого и почти восторженного вздоха.
[indent] – Кажется, благодаря тебе, сегодня мы звёзды танцпола… – басит тихо на ухо Руслану Тима, улыбаясь этим мыслям и наслаждаясь руками своего парня, находящимися сейчас так непозволительно низко, что у Шалфея снова начал привставать…
[indent] – В Питере всё иначе… Хотел бы поехать со мной?..

Песня играет первую свою треть – Тоня знает эту композицию идеально, даже мог бы сыграть её на гитаре, Тима научил, и ему становится немного грустно, что этот волшебный момент их пускай и неуклюжего, но очень тёплого переминания с ноги на ногу довольно скоро подойдёт к концу. Мальчик хочет этого тепла на постоянной основе – ему очень понравилось спать вместе с Мартыном в одной кровати прошлой ночью, ему нравится танцевать с ним, нравится болтать, даже если и через Мари; отчего-то Харитон уверен, что его парень может быть таким мягким и чутким сам по себе, без примерки на себя образа милой странноватой девчонки. Да, в такую тоже можно было бы влюбиться, вот только Харитон без ума от силы и харизмы его Лешего, сильного и много знающего парня, в объятиях которого этот мир совсем не страшен. Создаётся даже впечатление, будто внезапный подарок судьбы в виде благотворительной акции, способной обеспечить Тоне своевременное лечение, это всё благодаря их волшебной встрече – и мальчик слепо тычется носом в висок Мара, делая это специально, но при этом зная, что все окружающие будут списывать странности его игривого поведения на слепоту и сложности в социализации из-за инвалидности. Неплохой щит, за которым можно спрятать их с Мартыном отношения, при этом держа их на виду, как на ладони.
[indent] – Хотел бы я, чтобы ты тоже жил в Питере… Тогда мы могли бы быть вместе постоянно, – мечтает тихонько вслух Харитон, делясь с Мартыном своими мыслями.
[indent] – Это чудесный город, уверен, тебе бы там понравилось… – трек подходит к середине, но Тоня почти не расстраивается – он знает, что у них с Лешим вся ночь будет впереди, и не один разговор или благостное молчание в объятиях друг друга.

***
Танат улыбается под возгласы и улюлюканья в момент, когда Сора очень красиво и изящно, будто был для этого рождён, отводит в сторону свою руку, исполняя волнующее па. Действительно, это его стихия – театр, танец, игра на публику с частичным обнажением своей души и истинной страстной натуры; блогерство хоть и было ему к лицу, тем не менее, всё равно не совсем то, что способно идеально раскрыть этого парня. Хоть тот и умел очень весело снимать и сниматься, делая повод для ролика из различных житейских мелочей – не удивительно, что народ его просто обожает. Танат уверен, что Сора прекрасно сможет справиться по жизни и без своих хозяев, нужно лишь вытащить его из этой клетки и взять за руку на сложном жизненном пути – ничего, думает мужчина. У них всё будет хорошо, иного он и не допустит.
[indent] – Хорошо… Тогда я всё подготовлю к твоему приходу… Буду очень ждать тебя, и… – мужчина скашивает свой взгляд туда, куда посмотрел Сора, и ухмыляется себе под нос – надо же, сколько скрытой жгучей страсти… Он всегда чувствовал в Руслане особенный потенциал и не прогадал – этот парень был на него похож, Танат видит в нём отражение своей юности, и преисполняется к нему ещё большим родительским теплом. Мягко и почти незаметно оглаживает стан Соры и смешливо добавляет.
[indent] – Расскажешь, кто победил? Если честно, я уже страшно заинтригован – вот уж не подумал бы, что именно они составят нам конкуренцию, – присвистывает в конце Танат, видя, как Руслан запустил свои руки глубже за пояс джинсовых штанов Тимофея – и, судя по звукам ребят, среди девочек у этих двоих уже появилась своя фанатская база.
[indent] – Я хочу сегодня обсудить с тобой наедине кое-что очень важное… Так что буду тебя с нетерпением ждать, – наконец, вновь посвящая своё внимание Соре, произносит Танат, сверкая чёрными блестящими глазами.

***
Обычно комплименты его не трогают – хотя, надо сказать, что оных Тима практически в своей жизни и не получал, а все те неловкие подкаты от неслучившихся пассий-парней не воспринимались им как что-то серьёзное, ведь у обычных людей так принято, говорить приятные вещи тем, кого собираешься трахнуть. Тима чувствовал, что в нём не видят кого-то более приятного и нужного, чем мясную дырку на вечер или носителя члена – в зависимости от предпочтений тех, с кем он виделся – но с Русланом всё было иначе, и именно поэтому от его слов щёки припекает смущением. Разумеется, с Цербером всё совсем иначе, ведь сам их союз случился будто бы не благодаря, а вопреки – вопреки их характерам, убеждениям, да даже вопреки их имеющейся прописке. Тима не фанат философии фатализма, но видит в их встрече нечто большее, чем обычную случайность, будто всё происходящее было предначертано самой судьбой – и будто все окружающие тоже мимолётно, но ощущают это, а потому не гонят взашей из-за очевидной демонстрации гомо-поведения. Хотя, может, ему всё кажется, и для окружающих это не больше, чем обычная шутка двух вожатых со специфичным чувством юмора?
[indent] – Да… Хочу узнавать тебя и дальше. Я ничего даже близко подобного прежде не ощущал, ни с кем… Только с тобой… – он говорит на грани слуха, чтобы никто не смог прорваться в вакуум их маленькой тайны на двоих. Отчего-то хочется ревностно оградить их собственный мир от остальных, спрятав под куполом и не пуская посторонних – в голове уже кружится калейдоскоп желаний и надежд на будущее именно с этим парнем, в ускорившемся сознании простраиваются возможные планы, идеи, как сблизиться и что им делать, когда лето закончится; а оно закончится, не успеют они и глазом моргнуть.
[indent] – Хорошо. Я подожду. Буду приезжать в гости по возможности, пока ты доучиваешься, хотя бы на каникулы, – а потом склоняется к уху парня, говоря совсем тихо.
[indent] – Я хочу быть с тобой… И я помогу, если понадобится, и Мар, и тебе.
[indent] В конце концов, они уже становятся как одна семья – все вчетвером. Тимофей оглядывается на их с Русланом братьев и видит, что Харитон практически светится изнутри от счастья – и Тима искренне счастлив вместе с ним. В конце концов, положительные чувства, особенно любовь, способствуют скорому исцелению от любых болезней и становлению на ноги.

От ощущения возникшей между ними ещё одной тайны по спине Харитона пробегают мурашки. Надо же, неужели, Мари может не знать чего-то, что знает сам Мартын? Но зачем от неё скрывать хотя бы что-то, ведь она является неотъемлемой частью личности Мара – её отражение, яркий блик, отражённый от зеркала чужой души. Почему-то именно так себе Харитон и представляет то, что происходит внутри головы его парня – мальчик мог лишь чувствовать на своём лице солнечных зайчиков, которых для него в детстве запускал Тима, с удовольствием рассказывая, что это за явление такое и как именно оно создаётся, но именно так он себе воображал сущность его Лешего. Только лучики у него лунные – Тоня и сам не знает, почему. И когда Мартын рассказывает про свои планы и мечты, Харитон ширит свои глаза в который раз за сегодняшний вечер – идеальнее и быть не может!
[indent] – Ух ты… Знаешь, я уверен, что у наших братьев всё не просто так. У Тимы были парни, но ещё ни с одним он не спал, говорил, что он не влюблён в них, а секс без любви не для него… – тихонько рассказывает Тоня, понимая, что делится сейчас чужим сокровенным, но он уверен, что они с Тимой могут положиться на Мара. Тем более, речь идёт об их дальнейшем воссоединении после лагеря, а ради этого мальчик уже сейчас готов пойти на многое.
[indent] – Надо будет ещё обсудить это… Может, даже всем вместе. Мы все уже, похоже, почти как большая семья, – тихонько посмеивается Тоня под звуки последних аккордов трека, воодушевляясь от всего, что сказал ему Мартын, и в момент, когда музыка затихает, а толпа заводится галдежом и аплодисментами, делает шаг назад от своего парня, перед этим взяв его за руку. Становится рядом с ним и машет публике, будто слепой актёр Бродвея – хоть о том, как ведут себя актёры на сцене, знал со слов, опять же, только старшего брата.
[indent] – Кажется, мы им нравимся… Интересно, кого выберут, – закусив нижнюю губу, в нетерпении тараторит пацан, поворачивая голову в ту сторону, откуда уже доносился голос Араи Соры. Похоже, что результаты будут оглашены к концу дискотеки, который обещал довольно скоро наступить, но сам Тоня не знает, дождётся ли его – отчего-то уже сейчас хотелось уединиться с Мартыном, украв его в своё безраздельное общество.

***
Прекрасное мгновение не желает останавливаться – музыка подходит к своему логическому концу, лампочки над их головами вновь загораются ярче, а дети галдят и посвистывают; кому-то конкретно или всем сразу – то Танату неизвестно, но то, что их с сорой пара понравилась очень многим, это мужчина знает наверняка. Он отпускает Сору, предварительно шепнув напоследок “Не задерживайся” и торопится отправиться к себе в домик, лавируя между ребятами и цепляя краем уха чуть шелестящий из-за искажений колонок любимый бодрый голос – Сора прекрасно справляется со всеми своими обязанностями. Такой вожатый на постоянной основе был бы на вес золота, но Танат думает, что хочет Сору себе – несколько эгоистичная и ревностная мысль, которая обещает отражаться лишь во властном поведении в рамках их сексуальной жизни, но не более того; в конце концов, Тана пообещал возлюбленному, что не станет его удерживать, если тот захочет полной и абсолютной свободы. В том числе, и от серьёзных отношений с кем-либо. Но сейчас, когда в крови так и плескались гормоны счастья и удовольствий, а голову слегка кружило после такого красивого интимного танца, разворачивавшегося на глазах у почти всего лагеря, Танат понимает, что они с Сорой взаимно нужны друг другу – и от этих мыслей хотелось пританцовывать, едва не срываясь на бег до своего домика.
[indent] Домик директора был выполнен в уютном скандинавском стиле, да и внутри всё было обустроено просто, но со вкусом – Танату хватало и в детстве вычурности бурятского национального жилища, не скупящегося на узоры и разномастные ткани. Здесь же, впрочем, кусочек национальной идентичности присутствовал, в виде покрывала из лоскутков, которым была заправлена двуспальная кровать Таната – своё собственное летнее жилище мужчина обустроил с комфортом для самого себя. Всё прибрано и чисто, но не стерильно, в оставленной на спинке стула футболке и початой бутылке воды на прикроватной тумбочке чувствовалась лёгкая живая небрежность. Танат торопится к маленькому холодильнику, в котором было запрятано несколько бутылок любимого вина, вытаскивает одну и ставит на стол к стопке исписанных бумаг, оставленных под возможные черновики. Но тут понимает, что у него даже нет фужеров для столь изысканного напитка, отчего хочется хлопнуть себя по лбу, но времени на это нет – хочется, чтобы всё было идеально для его Соры.
[indent] Фужеров не находится, зато находятся два гранёных стакана в чайных подстаканниках – вздохнув и взяв их за узорчатые серебряные ручки, мужчина ставит их на стол рядом с бутылкой, а сам извлекает из нижнего выдвижного ящика штопор. Торопится и немного нервничает, становится жарко – Танат решает, что это отличная идея, стянуть с себя футболку, при этом совсем забыв, что волосы у него не заплетены в косы, а потому, когда мужчина торопливо стягивает с себя вещицу и швыряет под кровать, то густые смолистые пряди немного спутываются, вихрясь. Срывает акцизу, прислушиваясь к шагам за дверью, и ввинчивает в пробку штопор, едва не промахиваясь. Для удобства зажимает бутылку между ног, в спешке отворачиваясь спиной к двери, и расшатывает туда сюда пробку, вот правда со спины подобное действо от взъерошенного и голого по пояс мужчины может выглядеть двусмысленно…

***
Хоть Руслан и отговаривает Тиму от его планов по поводу прилёта, ссылаясь на ненужную трату средств, для себя парень уже всё решил – он будет страстно желать увидеть своего Цербера, трогать его, чувствовать вот так, как чувствует сейчас. Рядом с ним в Тиме просыпается небывалая прежде тактильность – ему хочется постоянно прикасаться к Руслану, хочется, чтобы тот прикасался в ответ, и он кайфует, плавится и бесконечно краснеет от чувства рук Руса, нырнувших за пояс джинсовых брюк, окружённых частоколом металлического ремня в виде пулемётной ленты. В этот самый момент Тима ощущает невероятное счастье от их близости, от их взаимной нужности друг другу – парень счастливо и, должно быть, немного глуповато улыбается на чужие сокровенные слова, и шепчет одними лишь губами уверенное и непоколебимое:
[indent] – Не передумаю… Не дождёшься…
[indent] Музыка подходит к концу неожиданно – Тимофей замечает то, что колонки издают лишь едва слышное фонящее гудение лишь тогда, когда над головой ярче загораются лампочки, а сам Руслан выпускает его из своих откровенных объятий, чтобы показательно развести перед ребятами руки, мол, представление окончено, афтер-пати не будет! Тима, улыбнувшись его жестам, тоже поворачивается к их собравшемуся фан-клубу и отвешивает шутовской поклон почти до пола танцплощадки, отчего пришлось одной рукой прихватить собственные длинные волосы на затылке. Сора, тем временем, вновь оказывается в рубке диджея, откуда сообщает, каким образом будут собираться голоса, и когда парень замолкает, оставляя всех собравшихся на Геннадия Васильевича и Костяна, обеспечивающего продолжение дискотеки активной музыкой и световыми эффектами, почти все ребята дружно бросились в сторону рубки, торопясь проголосовать и опустить в коробочку листик с именем понравившегося дуэта. Судя по их активности, много времени это не займёт.
[indent] – Может, присядем? Денёк долгий был, – кивает парень в сторону лавочки, где и начался их сегодняшний вечер. Аккуратно взяв парня под локоть – но без показательных нежностей, лишь деловой жест и не более – парень отводит старшего по званию коллегу и своего драгоценного парня к лавке и сам плюхается на деревянные перекрытия, походя шлёпнув себя по голой пояснице.
[indent] – Ауч… Комар, – хмыкнул парень, глядя в сторону рубки, от которой уже отходили толпы проголосовавших ребят. Внутри суетился Геннадий Васильевич, походя подсчитывая варианты и притянув к этому делу Костяна, который освободился после возобновления активного клубного плей-листа.
[indent] – Я же говорил, что ты храбрый. И очень крутой – твой манёвр был просто нечто, – а после склоняется к уху Руслана, чтобы шёпотом добавить, – ты меня этим дико завёл, между прочим, ай-яй-яй…
[indent] А после выпрямляется, хитро глядя на Русла и покачивая головой якобы с назидательным неодобрением, ко всему “грозя” ему указательным пальцем. Хочется добавить ещё какую-нибудь пошлость, но вдруг музыка вновь прекращается, а колонки слегка звенят подключившимся микрофоном.
[indent] – Как меня слышно? – бодро спрашивает немного заведённый худрук, пока рядом Костян досчитывал голоса и что-то записывал на бумажку. После отдает её мужчине, пока все собравшиеся ребята в нетерпении глядят в сторону светящейся изнутри диджейской рубки, в ожидании оглашения результатов.
[indent] – Итак, мнения разделились, и именно поэтому мы решили выдвинуть три номинации: воспитанники, администрация и вожатые. Среди воспитанников с отрывом побеждают… – Костян жмёт на кнопку ноутбука и из колонок раздаётся барабанная дробь, – Харитон Кителев и Мартын Серебряков!
[indent] Отряд Руслана и Тимы ликует и парень лишь покачивает головой – придётся выдать детям гаджеты, лишь бы не появилось необходимости орать на них для поддержания субординации. Впрочем, Руслан и сам способен прекрасно с этим справиться и без него, но мало ли…
[indent] – Среди администрации – Танат Булатович и Араи Сора! – толпа вновь аплодирует, но уже с меньшим энтузиазмом, – которых, по всей видимости, тут и нет, ну, я передам им радостную новость позже. И, наконец, с невероятным отрывом среди вожатых побеждают…
[indent] Барабанная дробь. Тима оглядывается на Руслана и, заводя руку назад, как бы невзначай недолго касается его поясницы.
[indent] – Тимофей Кителев и Руслан Серебряков! Поздравляю ребят, думаю, премия вам точно не помешает, – бодро подытоживает Геннадий Васильевич, на что Тима лишь сидит истуканом, не веря своим ушам.
[indent] – Мне… Мне же не показалось? – часто и глуповато моргая, спрашивает парень, так и глядя на Руслана.

Если во время танца у него были готовы вырасти ангельские небольшие крылышки и расправиться от шквала нежных чувств к Мартыну, то сейчас, после сказанным парнем слов и после вопроса о том, чем бы ему хотелось заняться после оглашения результатов, на голове проклёвывались маленькие незаметные рожки. Харитон хитро улыбается, щуря невидящие глаза, а после, перед этим хмыкнув с закушенной нижней губой, пока все голосовали и ожидали результатов, склоняется к уху Мара. Немного надоело шептаться и делать вид, что они не больше, чем лагерные товарищи, делящие вместе дальнюю в корпусе комнату, но это было важно для их общего блага и безопасности, всё-таки, не хотелось подставляться уже на второй день их общего улётного лета.
[indent] – Хотелось бы валяться с тобой на траве и целоваться… Можно устроить? – может быть, он весь вечер ведёт себя как эгоист, раскидываясь желаниями, предлагая одну безумную идею за другой, и которые исполняются как по мановению волшебной палочки, но ему, действительно, теперь хотелось бы побыть с Маром наедине. Они заслужили совместный отдых от всех, к тому же, парень, наверное, до сих пор переживал после такого внезапного столкновения с правдой об отношениях между их братьями – до конца неизвестной, конечно, но, в какой-то степени, ставшей более прозрачной. Хотелось отвлечь его от тяжёлых дум и стать поводом для лёгкой радости – а со всеми семейными неурядицами они разберутся завтра все вместе.
[indent] Очень скоро и неожиданно – надо же, как все дружно скооперировались! – зазвучал фонящий шум колонок, музыка затихла, а голос их художественного руководителя, напротив, зычно забасил сквозь лёгкие электронные помехи. Кузнецова вернула Тоне его трость, за что мальчик вежливо её поблагодарил и улыбнулся, явно с нетерпением ожидая результатов. Ему даже не очень важно, что победят именно они с Мартыном, ему хотелось немного поучаствовать в общем ажиотаже поздравлений, чтобы потом внезапно, словно Золушка, исчезнуть, унесённый Лешим в глухой дремучий ночной лес. Отчего-то такой вариант развития событий совсем не пугал, а наоборот, вызывал сладкий щекотливый трепет. И потому пацан невидяще “смотрит” на своего парня, так и не отпуская его руку в тот самый момент, когда… Звучат их имена?
[indent] Вот это да! Харитон ожидал всякого, но явно не их победы среди воспитанников – Кузнецова была права в аргументации сделанного выбора, и мальчишка радостно кружится над землёй, подхваченный сильными руками Мартына под общее ликование их скучковавшегося отряда и улюлюканье. Всё остальное он уже не слушает, поскольку ничего и не существует – только руки его милого парня, его голос, его касания, и счастье, которое он дарит, даже просто находясь рядом. Тоня цепляется за его плечи свободной рукой, вскидывая в победном жесте ту, что сжимает его тонкую трость – таким счастливым он не был ещё никогда.

***
Кто бы мог подумать, что он способен волноваться, как мальчишка? Волноваться настолько, что звук тихо поворачивающейся ручки и любимого голоса сначала идентифицируется как игра собственного взвинченного воображения. Бутылка предательски не поддаётся, и лишь тогда, когда Танат решает всё же повернуть голову, чтобы убедиться в своём одиночестве, он чувствует, как поперёк груди его обвивают красивые ласковые руки, а шёлковый шёпот струится прямо в уши сладким токсином – токсином, который отключает всякую способность к адекватному мышлению. Этот голос сводит с ума, как в первый раз – вкрадчивый, нежный, чувственный – и именно тогда, когда парень заглядывает мужчине через плечо, мимолётно обжигая голую жилистую шею своим горячим дыханием, бутылка издаёт звонкое “чпоньк!”, и в нос ударяет терпкий винный аромат. Сора явно доволен увиденным, а потом внезапно кусает безраздельно своего мужчину за шею – Танату нравится этот жест, от него по животу бегут толпы мурашек, соски заметно заостряются на тяжело вздымающейся груди, а с губ срывается томный низкий стон. Бросив искоса беглый взгляд по окнам, чтобы лишний раз убедиться, что все окна плотно зашторены, Танат дробно выдыхает и изворачивается в чужих объятиях, чтобы, наконец, впиться в губы Соры неспешным и пока что не очень глубоким поцелуем – лишь сладостный и лёгкий аперитив перед основным терпким блюдом, не более.
[indent] – Рад, что ты пришёл… Извини, фужеры из венецианского стекла оставил дома – есть только гранёные стаканы, – посмеивается мужчина, кивая подбородком в сторону своего стола, на котором стояли те самые стаканы в фирменных подстаканниках РЖД.
[indent] – Позволишь поухаживать за тобой? – интересуется он, не сомневаясь в ответе, и отходит ко столу, чтобы разлить вино по стаканам, надеясь, что Соре будет по душе подобная походная романтика.
[indent] – Если честно, я ещё хотел принять душ… Немного замешкался с вином и остальным. А потом я бы хотел обсудить один вопрос… – вынимая стакан из подстаканника и протягивая Соре, вкрадчиво поясняет Танат, а потом спохватывается.
[indent] – Оу, или ты хочешь пить вместе с этой вещицей? – улыбается хитро он, вертя в руках освободившийся дорожный аксессуар для посуды.

***
Руслан такой заботливый – Тима с благодарностью и улыбкой принимает его толстовку, натягивая поверх своего торса, чтобы комары не пожрали, и она оказывается практически впору. Он рад этой заботе, и с готовностью принимает её, обещая без слов хранить эти трогательные моменты в сердце – они намного ярче и красноречивее заявляют о глубоких и истинных чувствах человека, чем любые сексуальные подвиги, хотя, как мог судить сам Тима, для Руслана это было не менее важно. Важно и для него – секс для Тимофея неразрывно шёл с глубоким трепетным чувством, и прямо сейчас его ростки давали буйные лозы и усики, расползающиеся цветочным ковром по душе. Он учтиво убирает руку, едва коснулся Руса, думая, что оставит все их прикосновения до того момента, как дискотека окончится, а все ребята разойдутся по своим комнатам – а они с Русланом останутся наедине в их домике. Тима уже смакует этот момент, думая, что пока что с него хватит пляжных приключений – песок до сих пор так до конца и не вымылся из волос…
[indent] – Вот уж да… Народ здесь намного прогрессивнее, чем я мог представить. Поздравляю! – посмеивается Тима и протягивает строго и по-мужски руку для рукопожатия, чтобы крепко встряхнуть кисть Руслана – такую сильную и спортивную… Но со стороны они, действительно, не выглядят друг для друга кем-то большим, чем двое коллег, которые, наконец, постепенно начинают ладить. Хоть до сих пор и сидят друг от друга немного на расстоянии, находясь на одной лавочке, что, в принципе, для двух парней тоже было в рамках нормы. Если честно, голова уже немного кипит, а душа разрывается от метаний между сердечными желаниями и разумными увещеваниями – будет ли следующий дружелюбный жест слишком гейским или всё выдерживается в рамках нормы? Тима не знает – он настолько увяз в своих ярких цветущих чувствах, что для него даже простое “Привет!” в адрес Руслана звучит будто бы с конкретным интимным подтекстом. Парень, наконец, отводит взгляд от старшего вожатого, опуская его к носкам собственных тёмных кроссовок, облокотившись локтями о колени, а после вдруг коротко вздрагивает, ширя глаза и глуповато улыбаясь.
[indent] Ещё никто ему не задавал таких вопросов. Ещё никто не интересовался им самим, его увлечениями, точнее, никто не делал это искренне – подавляющему большинству было глубоко плевать и на него, и на его личность. Всем хватало лишь дружелюбной непроблемной оболочки, под которую заглядывать никому не хотелось – видимо, нутром окружение Тимы понимает, что не всё у него так гладко, а потому не зная броду, лучше не соваться в воду. Тимофей мог их понять, но это не значит, что он не изнывал втайне от тоски и обездоленности – и прямо сейчас, когда Рус задаёт ему такие обычные и очень человечные вопросы, дыхание немного спирает.
[indent] – Так сразу сложно сказать… О себе, хех. Учёба… Я сначала учился на физика-ядерщика, но как-то не задалось. Мог бы окончить, но не захотел, музыка всегда была моей главной страстью с раннего детства. Едва проскочил на преподавателя музыки, не предел моих мечтаний, но с голоду, наверное, не помру, – несколько скромно рассказывает Тима, пожимая плечами. Если уж говорить совсем откровенно, то последние его годы проходят в безрадостном тумане бесперспективняка, и только сейчас, встретив Руслана, он как будто видит прояснения на своем пути. Во всяком случае, у него есть цель – после этого лета быть с Русом на правах полноценной пары, и он сделает всё для этого, скопит денег, устроится на несколько работ, подыщет им хорошее жильё рядом с метро… Планы уже лихорадочно вертятся в курчавой голове.
[indent] – А ты? Что любишь помимо спорта? Только борьбой занимаешься или чем-то ещё? – спрашивает Тима, воззрившись во все глаза на Руслана. Он показывал себя как довольно закрытую личность, а поэтому предоставленный шанс прикоснуться к чужой душе воспринимает с тихим, блестящим в глазах восторгом.

От явного интереса и восхищения Руслана щёки у Тимы не краснеют, разве что, благодаря его силе воли – он лишь немного смущённо отводит глаза в сторону на пару мгновений, отвлекаясь от прилива сильных трепетных чувств. Отчего-то получить подобную оценку от парня, который не просто тебе нравится, а обладал весьма строгим преподавательским характером – Танат Булатович говорил, что Рус просто прирождённый тренер для чемпионов и Тима не мог не согласиться – вызывало чувство гордости за самого себя, которое Тимофей не испытывал уже очень давно. Невольно хочется расправить плечи и с достоинством нести ту частицу себя, которую он считал самой собой разумеющейся – все его достижения и таланты глупость и пыль, и везде можно было проявить себя лучше, выше и сильнее. И почему-то от слов Руслана внутри растекается кисельной сладкой кляксой тепло от хоть и мимолётного, но, всё-таки, принятия себя и своей многогранной сущности – всё сделанное за прошедшую жизнь не зря, даже если, по итогу, ни к чему не привело, как это было с самым первым высшим образованием. Но длится эта вспышка недолго – внутренний критик осаждает его, напоминая, что не стоит слишком высоко задирать голову.
[indent] – Да если бы… Был бы ум, не просрал бы столько времени и добился намного более высоких успехов хоть в чём-то, – в конце концов, ему есть, с кем сравнивать, у многих его ровесников помимо высшего образования уже была своя жилплощадь и даже транспортное средство, словом, определённый уровень независимости, которой Тима пока что, живя на квартире с отцом и заботясь о младшем брате, не располагал. Помощи ему ждать некуда, если покидать отчий дом, то оставаться с голой задницей, а этого парень пока что позволить себе не мог – во всяком случае, раньше у него не было достойной мотивации как следует вертеться. Теперь у него появился Руслан и ощущение, что ему и море по колено, и горы по плечо – оглянувшись на своего парня, Тима думает, что хоть сейчас готов даже разгружать вагоны по ночам, лишь бы оказаться в обозримом будущем как можно ближе к своему Церберу.
[indent] – А у меня спортсмены восторг вызывали. Умение слушать своё тело, договариваться с ним, развивать упорным трудом свои сильные стороны и подтягивать слабые… Да это чего угодно касается. Я испытываю намного больше уважения к людям, которые сами себя сделали и поставили на ноги, добившись успеха. Как ты, например, – без доли подхалимства, устремив задумчивый философский взгляд в толпу танцующих и веселящихся под музыку ребят, говорит Тима. Он слышит в словах Руслана ноты одиночества – Тима тоже чувствует себя особняком не только в своей семье, но и по жизни. Может, однажды они поговорят и об этом – в тёплый зимний вечер на их общей кухне под свежий сваренный глинтвейн и мигание дешёвой, но атмосферной гирлянды на окне, расписанном морозными узорами. А сейчас лучше плавать на поверхностных водах душ друг друга, знакомясь и подступаясь.
[indent] – Ого, ещё и танцуешь! Ваще улёт, покажешь как-нибудь? Люблю смотреть на человеческую пластику, тем более, если тело такое красивое… – осекается, чувствуя, как с придыханием начинает в своих речах уходить в зону запретных для непринуждённого обсуждения тем, – извини. В общем… Как-нибудь вытащу ещё тебя на танцпол! Правда, я танцую лишь по наитию.
[indent] В складывающейся доверительной атмосфере хочется закурить. Тима машинально хлопает себя по карманам штанов, но вспоминает, то специально оставил сигареты в домике, чтобы лишний раз не соблазняться – в конце концов, он сюда приехал за детьми следить, а не бегать по лесу лохматым чучелом в поисках тёмного угла для раскуривания сижек.
[indent] – Да не так уж и сложно… – пожимает плечами Тима, вновь отводя в лёгком смущении взгляд, и упирая его в носки своих кроссовок, – физика даже забавная, в сочетании с высшей математикой и неевклидовой геометрией почти как музыка. У тебя есть исходные данные, есть условия, есть инструменты из арсенала высшмата, и сидишь, стряпаешь новые формулы под уникальные ситуации. В какой-то степени, очень философский процесс, в котором понимаешь изменчивость и непостоянство нашего бытия, как будто живёшь в мифе или даже во сне… – рассказывает Тима, будто погрузившись в себя, а после оглядывается на Руслана и пространно улыбается ему.
[indent] – Впрочем, потом это стало скучно, слишком много правил. В музыке больше простора. Я играю на фортепиано, на финских гуслях, виолончели, алтайском варгане и на гитаре. Так что можем продолжить твоё обучение, если захочешь, у тебя музыкальные пальцы и наверняка отличное чувство ритма, так что у тебя не займёт много времени, чтобы освоить инструмент на приличном уровне. Сколько ты учился? – скашивая внимательный взгляд на руки Руса, говорит Тима, ловя себя на мысли, что отчего-то был уверен, будто старший вожатый уже умеет играть…
[indent] – А фильмы… Всякие люблю. В основном фильмы ужасов и психологическую драму. Ещё недавно подсел на красивые документалки о животных, обожаю их, – усмехается парень, – а ты? Какие ты любишь?
[indent] Он бегает взглядом по татуировкам на руках Руслана, но даже на расписанной чернильными узорами коже может увидеть, как по ней немного бегут мурашки.
[indent] – У тебя такие красивые татухи… Как пришёл к тому, что хочешь тату? – спрашивает он, а после спохватывается, – ох чёрт, тебе, наверное, холодно? Хочешь, сбегаю к нам в домик и принесу что-то ещё тёплое?
[indent] Почему-то отдать толстовку Руслана её же хозяину в голову не приходит – слишком уж уютно от ощущения чужого тепла, впитавшегося в материю, и запаха тела.

С Русланом хотелось общаться целую вечность кряду – вот так, в спокойной обстановке, под конец долгого дня, немного утомлённым тоном перекидываться фразами о себе, познавая друг друга и прикасаясь друг к другу незримым для всех остальных людей образом. Воодушевлённый восторг наполняет его, как воздушный шарик, и парень не может скрыть своей мягкой улыбки, из-за которой иногда показывались кривоватые зубы – отец так никогда и не раскошелился на брекеты, хоть Тима и просил. Не звезда Голливуда – говорил он – а значит, нечего зубами блистать, тем более, что поводов для искренних широких в его жизни намечалось немного; по крайней мере, до сегодняшнего лета. Слова Руслана заставляют немного задуматься, слегка отходя в пучину бесконечной руминации – пожалуй, он прав. Всё, что Тима ни делал, даже если это обещало ему успех и определённые достижения – по программе Росатома его после окончания университета наверняка бы оторвали с руками и ногами – не оказывалось для него по-настоящему интересным и захватывающим, даже любимая музыка в какой-то момент начала терять свои краски, а в ушах поселялся лишь натужный гул собственных мыслей. Вряд ли он перестанет себя корить так быстро, однако, стоило ему услышать подобные слова от парня, который за столь короткий срок стал ему так дорог, как зерно любви к себе дало первые робкие молочные ростки. Тима, определённо, ещё подумает над этим.
[indent] – А почему и нет? Тут большая часть ребят старше тебя и не добилась даже этого. Но дело не только в профессии… Ты сильный, смог пойти против семьи и общества и встать на защиту самого твоего близкого человека. Меня это восхищает, – делится своими мыслями о Руслане Тимофей, скашивая на его расслабленную, как будто дремлющую фигуру свой взгляд.
[indent] От последовавшего шёпота о том, что теперь эта самая фигура принадлежит ему, Тима не выдерживает и, всё-таки, краснеет, но успевает свесить на своё лицо волны волос и спрятать проступивший румянец за их густой тенью. Всё-таки, пока их близость для него не очень привычна, хоть и страшно желанна – ему приятно внимание Руслана как к молодому мужчине, хоть и просачивается оно редкими крупицами ввиду их положения в обществе; взаимные симпатии парней даже в деловом разрезе нередко воспринимаются как пидорство. О Тимофее никто не мог сказать, что он гей, может, просто смелый парень, придерживающийся нонконформистской манеры выражать себя, но сейчас рядом с Русом чувство, что все видят его насквозь, то и дело даёт о себе знать. Но он боится, опять же, не за себя – даже если его выпрут из “Океана”, он выкрутится, найдёт способ остаться на плаву, всегда находил, но он очень волнуется за Руслана, а поэтому торопится взять себя в руки и переключиться на более безобидное русло диалога.
[indent] – Тогда я буду стоять среди зрителей и наслаждаться твоим танцем. Когда-нибудь на дискотеке точно, – оглянувшись мельком на парня и коротко подмигнув ему, сообщает Тимофей. Он уж точно не матер танцев, никогда не учился, а максимум его способностей заканчивается на японском танцевальном автомате со стрелочками в панели под ногами.
[indent] – Зато ты вон как с детьми обращаешься, все по струнке ходят, стоит тебе только посмотреть. Разгоняешь их, как адронный коллайдер элементарные частицы, – посмеивается Тима под конец реплики, подхватывая веселье Руслана, но, тем не менее, своим чуть скошенным на парня взглядом даёт понять, что совершенно серьёзен.
[indent] – У меня сложности с наведением дисциплины, я стараюсь завлечь детей в рабочий процесс через интересные темы, но забываю, что очень многих засовывают в музыкалку родители лишь для того, чтобы они по подъездам соль не курили. А после нескольких часов детской беготни по потолку я и сам как укуренный, – рассказывает Тима, а после смеётся, чуть вздрагивая – всё-таки, работа в школе с маленькими детьми в количестве большем, чем пять штук, совсем не для него.
[indent] На словах Руслана о том, сколько тот изучал игру на гитаре, Тима прыскает в кулак, поддерживая общее настроение – на самом деле, ему совсем было не важно, сколько в действительности Рус учился играть, он ощущал своим внутренним чутьём, что у него есть задатки к этому, в конце концов, в курсе общей педагогики рассказывали, что если у человека есть желание чем-то заниматься, значит, есть и талант. Способности всегда можно развить, просто к каждому человеку нужен индивидуальный подход, а там сила воли плюс достаточное количество свободного времени могут сотворить чудеса с человеком даже на нулевом уровне владения каким-либо делом.
[indent] – Я лично не вижу ничего плохого в таком подходе. Это мне напоминает метод обучения из эпохи Ренессанса: есть мастер и есть ученики, которые учатся сразу на практике, ошибаясь и исправляясь. Без занудных заучиваний теории и канонов у человека есть возможность найти свой собственный путь и это очень круто и смело, – объясняет свою позицию Тима, соглашаясь с Русланом в его суждениях и убеждаясь в том, что они намного более похожи друг на друга, чем могло показаться вначале. На слова парня о том, что Тимофей – гений, хочется издать смущённый и нечленораздельный звук, а после спрятаться в вороте чужой толстовки, натянув её по самую макушку, но Тима лишь смущённо посмеивается и тихонько благодарит за приятные слова.
[indent] – Я боевики смотрю редко, обычно не очень они мне заходят, но я бы хотел с тобой глянуть некоторые твои любимые. Может, я просто ещё не распробовал, – пожимает плечами Тима, думая, что готов смотреть с Русланом даже романтическую сопливую комедию с использованием тропов нездоровых отношений как движущую силу всего сценария, если можно будет вместе ютиться на диване под пледом после долгого рабочего дня. Это было бы идеально.
[indent] – Да и чёрный тебе очень идёт, твой цвет. Подчёркивает все достоинства, какие только можно подчеркнуть, – замечает уже намного тише Тима, слегка склоняясь к Руслану, чтобы слышал только он. Он не может не восхищаться своим парнем вслух, рассказывая о том, что искренне в нём Тиму так привлекает, и по части внешности, и по части личностных качеств. Хочется коснуться забитой чернилами кожи, аж пальцы зудят, и в этот момент Тимофей понимает, что ему нужно пойти и проветриться, тяжело дыша от переполнявших нутро чувств.
[indent] – Хорошо, я мигом, – улыбается Тима, но вдруг бледнеет и замирает, слыша шутливую реплику Руслана по поводу трусов. Нервно сглатывает чувствуя, как бешено начинает колотиться сердце в такт мигающим цветным лампочкам, а после ведёт плечом, посмеиваясь, – трусы? Мелко берёшь, я лучше потом тебя всего целиком сворую!
[indent] Кажется, пронесло! Либо это совпадение, либо Рус вовсе не злится на плавочное похищение – в любом случае, Тима торопится поскорее отправиться в их домик, срезая путь по вытоптанной тропинке через лесной уголок. Внутри бушевал настоящий эмоциональный ураган, от дикого смущения и переживаний до влюблённого восторга – Тима просто теряет голову от Руслана, хотелось пританцовывать на ходу, что парень и делал половину пути до их домика, пересекая лесную, ничем не освещённую гряду. Оказываясь в домике, задумчиво шарит взглядом по вешалке и, ухмыльнувшись, снимает с неё вовсе не верхнюю одежду Руслана, а свою кожаную косуху, тяжёлую, но тёплую, спасшую не единожды его почки от возможности быть наглухо застуженными – дальневосточные ночи могут быть довольно холодными, как это успел ощутить Тима.
[indent] Взяв косуху под руку увесистым скрипучим кульком, он покидает их домик и решает вернуться тем же кратчайшим путём, каким шёл и до этого, однако, стоит ему пересечь границу леса, как все звуки вдруг будто кто-то выключил. Нет хруста веток, нет скрипа древесных крон, ни стрёкота ночных лесных жителей, ни отдалённой долбёжки музыки – ничего, будто всего мира не стало, а сам Тима остался совсем один во всей обозримой вселенной. Он оглядывается по сторонам, вслушиваясь в густую вату абсолютной тишины – и вдруг слышит шаги ног, как будто мокрых и босых, но сложно сказать, шелест травы спутывает все полутона звуков. Тело будто парализует, стопы приклеиваются к земле, ему хочется двинуться с места, ведь выход из леса маячит цветными лампочками и мельтешащими фигурами детей, но Тима может лишь открыть рот и попытаться закричать. он чувствует, что голосовые связки надрываются, но он не слышит самого себя, и кода со спины на его плечо ложится чья-то холодная как лёд рука, колени парня подкашиваются, а сам он валится на тропинку, прижимая к груди куртку, и съёживается калачиком на боку. Голову наполняют мысли о Руслане – ему же холодно – и вдруг в сознание проникает резкие и хриплый шёпот, напоминавший скрежет пенопласта по стеклу:
[indent] “Не приближайся к нему…”

Тьма сгущается над ним, как сизые грозовые тучи внезапно налетают под воздействием циклона на чистое ржаное поле – в голове воцаряется невыносимая боль, от которой перед глазами летят искры, а в душе становится так пусто и тоскливо, что хочется завыть волком. Холодно, вся левая часть тела будто бы покрывается льдом изнутри, жилы обращаются сосульками и трескаются, вонзаясь в студень из разлагающихся мышц – Тима забывает как его зовут и где он находится, будучи сжираемым заживо этим чудовищным чувством. В ушах звенит эхо страшного голоса, скрип куртки, предназначенной для Руслана, и шелест птичьих крыльев, в нос ударяет прогорклый запах застоявшейся в бухте морской воды, покрывшейся осклизлыми водорослями, и на мгновение этот запах кажется почти родным. Таким, который ты испытываешь с детства, и который ненавидишь всей душой, ведь этот запах всегда сопровождал только самые отвратительные события из периода взросления – но ведь на их вечно холодном побережье Шпицбергена никогда не было такой цветущей воды…
[indent] Тима только и может, что тихонько сипеть и скулить, беззвучно моля кого угодно прийти ему на помощь, вытащить их этих щупалец всепоглощающего чувства одиночества, обездоленности и ненужности, которое хоть и периодически наваливалось на парня, ни никогда прежде не делало это с такой разрушительной силой. Как будто все депрессивные предпосылки в одно мгновение вкрутили на их возможный максимум, а мозг наполнили опухолями и кистами, от которых даже невозможно повернуть голову и разогнуться. Тима лишь мысленно произносит нежно одно и то же имя – “Рус-Рус-Рус” – как будто парень может его услышать с такого расстояния и прийти по тонкому телепатическому следу, чувствуя, что что-то тут творится неладное. Но время тянется, невидимые для Тимы, но такие ощутимые когти касаются его плеча, чтобы вонзиться в него, точно четыре иглы – у него нет моральных сил даже закричать. Кровь льётся парадоксально тёплыми, почти обжигающими дорожками к шее, заползая на косточки ключицы, и кажется, что эти пальцы собираются вырвать ему весь сустав и руку целиком, уничтожить, разорвать, точно клочок чужого воспоминания – словом, уничтожить, как ненавистную фотографию – но вдруг боль в плече прекращается, а сквозь смеженные веки просачивается робкое серебристое сияние и шелест крыльев бабочек…
[indent] Он может только чувствовать, как завибрировал вокруг него загустевший влажный воздух и как невидимая фигура, до этого нависшая над ним, выпрямляется, будто увидела добычу поинтереснее. Загнанное в нервной чечётке сердце пропускает удар и комкается, застывая – отчего-то Тима точно знает, что это Руслан, и что теперь эта тварь, кем бы она ни была, нацелена именно на него. Парень находит в себе силы разлепить веки, чувствуя, как его притягивают на себя и обнимают, что-то говоря – хочется завопить, что нужно немедленно убираться, и даже совершает потуги на то, чтобы распрямиться, лёжа на земле, но вожделенное тепло чужого тела и пылких чувств вдруг оставляет его также внезапно, как и приходит к нему. И в этот момент, когда кажется, что вот-вот, и будет слишком поздно, Тима, зарычав от злого отчаяния и, между тем, решимости, отталкивается одной рукой от земли и, поднимаясь на ноги, взмахивает тяжёлой курткой, огревая неизвестную высоченную тень с раскрывшимися крыльями, будто бы для того, чтобы обнять ими шедшего навстречу Руслана, по тому месту, где должно быть лицо.
[indent] – Не смей!!! – вопит Тима отборным рыком и, обнимая свободной рукой Руслана поперёк груди, разворачивает его лицом к себе, пытаясь заглянуть ему в глаза. Голова взрывается болью, перед собственными глазами из-за этого почти темно, а под носом чувствуется тёплое – сосуды лопнули от напряжения.
[indent] – Бежим! – хрипит парень и, хватая Руслана за руку, сцепляя их пальцы в замок, тянет его на себя в сторону дискотечных огней и, наконец, снова начавшей свою долбёжку клубной музыки.

Чем дальше им удаётся убежать от этой чёрной твари, напомнавшей своей структурой монолитный кусок угля, тем слабее становится головная боль, отступая и давая место кое-чему другому – новому вихрю противоречивых чувств. Как будто этот дух, или демон, или же ещё какой потусторонний обитатель леса имеет непосредственное отношение не только к Руслану, к которому это существо, очевидно, испытывает свои собственные сильные чувства, но и к самому Тимофею. Как будто это чудовище движимо не только вспыхнувшей в нём ревностью – а именно её Тима странным образом и ощутил, на мгновение чувствуя чужой гнев и жажду обладать и принадлежать как свои собственные – но и странным желанием избавиться от него, как от ненужного элемента этой жизни. Как будто некто очень важный и нужный тебе заявляет, что ты – ошибка, верёвка на шее, что тебя нужно сбросить и отказаться от тебя, бросив умирать на обочине. Боль отвержения странным образом прострелила его плоть в тот момент, когда в неё вонзались чужие когти, и прямо сейчас, пока они с Русланом бегут в сторону буйствующей дискотеки, Тима понимает, что его пытались от себя отсечь, как ненужный придаток. Упрямое возмущение вспыхивает в груди, заставляя увидеть окружающий мир более яркими, почти кровавыми красками, и Тима полон решимости бороться и за свою жизнь, и за их с Русланом будущее, даже если придётся воевать с целым легионом тьмы. Но вдруг парень спотыкается и падает, а его пальцы выскальзывают из руки Тимофея.
[indent] – Рус! – испуганно кричит Тима, оборачиваясь и видя, как мотыльки-звёздочки, до этого немного освещавшие окружающее непроглядное пространство, причудливым образом прячутся между ресницами Руслана, чтобы исчезнуть вовсе. Может, в любой другой ситуации он бы из-за этого изрядно струхнул и впал в ступор, но сейчас все силы брошены на обеспечение их с Русланом выживания. А поэтому, не чувствуя тяжести и усталости, Тима поднимает на руки Руса, оказавшегося вдруг таким маленьким и хрупким, и, в последний раз зыркнув на приближавшуюся, тяжело ковыляющую до них фигуру, торопится вывалиться поскорее из леса.
[indent] На них почти никто не обращает внимания, только девчонка, Оксана Кузнецова, прослывшая доверенным лицом Руслана Ренатовича в их отряде, сидела на лавочке, где совсем недавно сидели они вдвоём. Девчонка подскакивает на ноги и испугано смотрит на появившуюся парочку – один без сознания, другой истекает кровью, благо, чёрная ткань хорошо скрывает кровь, сочащуюся из ран на плече – наверняка, её по этому поводу теперь будут преследовать дурные сны. Но Тима, не давая девочке опомниться, опускает Руса на лавочку, а сам присаживается одним лишь полупопием на её край, укрывая своего парня просторным полотном тяжёлой косухи.
[indent] – Пожалуйста… Принеси воды и… – сглатывает, смаргивая навернувшиеся на глаза слёзы боли, – позови Геннадия Васильевича… Поспеши…
[indent] И он гладит Руслана по плечу нежным, отнюдь не дружеским жестом, испытывая неиллюзорный страх за него. А после вспоминает мгновение белоснежной вспышки в чужом глазу, будто луна в своё затмение, и по-звериному качает косматой головой, чувствуя, как боль в ней утихает совсем. В отличие от кровавой пульсации в плече.

Кивнув умчавшейся девочке нервное “Спасибо”, Тима, наконец, догадывается утереть кровь из-под носа рукавом, совсем запамятовав, что это не его толстовка. Шикает на самого себя, с досадой оглядываясь на повреждённое плечо, которое мелькало кровавым блеском сквозь вспоротые когтями узкие дыры на плече – как будто это были человеческие, но очень длинные и будто специально заточенные до бритвенной остроты ногти. От одной мысли об этом по позвоночнику пробегает холодок – что могло бы случиться, если бы Руслан попал в лапы к этому чудовищу? К этой чёрной угольной тени, зыркавшей на них своими глазами-угольками, светящимися синим неоном в непроглядной тьме лесной юной ночи. Тима позволяет себе вздрогнуть и сиро прижимает ладонь к своему плечу, будто пытаясь унять пульсацию, а после снова оглядывается на толпу ребят, пытаясь проследить за Оксаной, а ещё найти своим взглядом Геннадия Васильевича. И если первое ему не даётся – перед глазами болезненно плывёт – то второе у него получается очень быстро; худрук только-только собирался покинуть будку диджея. В голове мелькает пространная мысль, наверняка, продукт преживаемого стресса, что мужчина как будто прятался от детей и отдыхал, решив задержаться в небольшой уютной будке диджея, но сейчас он уже спускался по узкой лесенке к пляшущим ребятам. Там же его и ловит, выскочившая из толпы Оксана.
– Сейчас, потерпи немного… Скоро помощь придёт… – мягко улыбается Тима, всё-таки, испытывая своего рода облегчение – Руслан был с ним и был, вроде как, цел. В идеале стоило бы, конечно, осмотреть его на предмет серьёзных ушибов или даже переломов – вчерашний эпизод с падением Таната Булатовича, который сейчас ходил с огромной ярко-фиолетовой, точно космос, блямбой на голени, всё ещё был свеж в памяти – но Тима боится навредить лишними движениями. В конце концов, он и так рывком поднял Руслана на руки, что могло принести ему дополнительные травмы, и Тима мог лишь надеяться, что ничего серьёзного с его парнем не приключилось.
[indent] – Прости, я испортил твою толстовку… Я возмещу, обещаю… – тихо произносит Тима, поднимая вверх отворот косухи, слегка пахнущий напитавшими его маслами любимого одеколона с морскими и древесными нотами, и отводит с лица Руса пряди волос, пытаясь такими нежными движениями понемногу привести его в чувство. Но знает, что лучший помощник в этом – это вода.

Кажется, Руслан приходит в себя, и от этого спокойствие снова воцаряется в душе – даже боль в плече как будто притупляется, сходя на нет, ведь все чувства сейчас обращены к единственному человеку, имеющему для него сейчас самое большое значение. Тима нежно улыбается, видя, как слегка ворочается Рус, будто пытаясь отстраниться от громкой музыки, насильно проникающей в открывшиеся уши, но при этом, стоило лишь его коснуться, как парень немного успокаивается – от этого становится ещё теплее. Воспоминания о страхе и холоде вдруг тают, как льдинки по весне, но то, что происходит дальше, заставляет внутренности и вовсе вспыхнуть адским пламенем. Руслан вдруг поднимается и, не давая опомниться, припадает к кровоточащим ранкам, точно к соску, и лижет, лакает, отчего последние крупицы болезненных ощущений и вовсе исчезают – остаётся лишь приятное чувство, будто Рус прямо сейчас теребит его самую открытую и чувствительную эрогенную зону. Дыхание захлёбывается в глотке, во рту пересыхает, а сознание мутится от чувства, как же ему сейчас хорошо и как бы было круто повторить нечто такое во время секса, уже будучи наедине. Его не смущает присутствие детей рядом, не смущает то, что с секунды на секунду должны прибежать взволнованные Оксана и Геннадий Васильевич, ничего не важно. И Тима, наслаждаясь моментом, погружаясь в него с головой, точно пьяный, запускает свободную руку в волосы Руслана, поддерживая его затылок и при этом слегка запрокидывая голову и прикрывая дрожащие веки.

Весь мир исчезает и растворяется – ничто не имеет хоть какого-то значения, пока Луна ласкает его, одаривая своими безграничными красивыми чувствами; он чувствует близость своей второй сущности, тёмной, как самая глубокая морская бездна, и она в своей разрушительной мощи и страхе потери сама не ведает, что творит. Ревнует к самому себе – именно сейчас в голову приходит понимание не просто своего родства с увиденной тенью, а чувство полной своей с ней идентичности; точнее, практически полной. Его ревнуют за яркость, открытость и смелость, его ненавидят за его чувственность, светлоту и его идеальность – то, что смотрит на их кровавую трапезу на грани соития, хочет присвоить эти губы, эти руки, это сердце себе, сожрать, поглотить, запереть в чулане, приковав цепью к батарее, и никогда больше не выпускать на свет божий. Нет, он не допустит этого – и хоть воплощённая тьма показала свою силу, у него, у Шалфея, у растения предсказателей и светлых колдунов, тоже есть своя собственная мощь, пускай и не такая очевидная.
[indent] Его Луна подобрала ему идеальное имя, и сейчас они исцеляют друг друга, постепенно сходя с ума в объятиях друг друга – его возлюбленный хочет увести свою фиолетовую травку в ночную глубь непроглядного леса, и он чувствует это, но поддаваться чужим желаниям не спешит. Лишь погружается во вкусы и запахи, пока их двоих с головой накрывает тяжёлая тень скрипучей кожи, а их губы соприкасаются, сливаясь в глубоком голодном поцелуе. Таком жаждущем, таком истосковавшемся – от этих губ невозможно оторваться, от этой сладкой пульсации возбуждения в плече, которая была созвучна пульсации в затвердевшем паху, невозможно отвыкнуть; Луна его наркотик, и Шалфей очень хочет получить свою двойную дозу. Ладонь перемещается с затылка на плечо, с плеча на бок и ползёт ниже к бедру, показываясь из-за краёв укрывавшей их куртки, и, возможно, он бы смог хорошенько помацать своего возлюбленного за крепкую красивую задницу, вот только из страстного помешательства его вырывает внезапный девичий крик, полный восторгов.
[indent] Они разрывают поцелуй и смотрят друг на друга. Тима часто моргает, едва различая в потёмках лицо Руслана – куртка немного сползает с их голов, но большая веснушчатая рука поддёргивает её обратно. Тимофей с трудом пытается понять, что только что между ними произошло и почему на губах ощущается явный железистый вкус – Руслан только что вылизывал его раны, которые так и не болят… Совершенно – как будто нет никаких следов когтей, вот только мокрое кровавое пятно неприятно засыхает на коже.
[indent] – Оксан, дай воды, пожалуйста… Чёрт возьми, я всё понимаю, голуби вы мои, но не при детях же!.. – шипящий тихий бас доносится до его ушей и Тима бледнеет. разве что, не светится в темноте, как призрак. Руслан вдруг подскакивает, куртка валится вниз  на землю, а Тима подхватывает её и встаёт рядом со своим парнем, удерживая его от очередного падения за плечи.
[indent] – Геннадий Васильевич, я всё объясню…
[indent] – Ой, не надо!.. – негромко и раздражённо отмахивается от него мужчина, открывая бутылку воды и внимательно глядя на обоих, кому из них вода в нынешней ситуации была нужнее.
[indent] – Знаю я эти ваши объяснения… Просто натолкнулись друг на друга, споткнулись, это всё случайно, один раз не пи… Кхм, не важно, – прерывает поток возмущённого сознания Геннадий Васильевич, который, наконец, в дребезге светомузыки видит кровь на шее Тимофея и её отпечатки на губах обоих.
[indent] – Откуда кровь?.. – уже намного более обеспокоенно спрашивает худрук, протягивая бутылку всё же Руслану. Тима не находит, что ответить, а потому пытается сочинять на ходу.
[indent] – Да я вот… Шёл из лесу, упал, напоролся на какую-то корягу витую, плечо пропороло… Руслан прибежал помочь и… И… – нервно оглядывается на парня, а после выпаливает первое, что пришло в голову, – и он в обморок упал от вида крови. Не ожидал, видать. Я его на руках дотащил, вон, Оксана не даст соврать, – глядя на девчонку и тут же состроив щенячий мокрый взгляд, тараторит Тимофей, на что Кузнецова неуверенно, но, всё же, кивает. В глазах у той так и мелькали бесовские искры – девушка всё прекрасно поняла и Тима пока не знал, чем им с Русланом это грозит.
[indent] – Чудаки… Есть, чем перевязать в домике? Медсестра здесь на посту, не хочу сейчас панику наводить. Артерию не пробил и слава богу, идите к себе. А я за вашими послежу, на кефир свожу и спать уложу. Эх… Вы! – погрозив ребятам пальцем – впрочем, совсем не страшно, скорее, очень стыдно – мужчина разворачивается и направляется к ребятам на танцплощадке. Тима скашивает взгляд на Руслана и, наконец, немного придя в себя, накидывает ему на плечи косуху и говорит:
[indent] – Только давай назад не через лес пойдём?..

Очевидно, что Руслан всё ещё пребывает в некотором шоке и как будто не до конца может вспомнить, что именно недавно произошло – может, от удара и стресса воспоминания о пережитом кошмаре стёрлись, оттого парень так обескуражено переводит взгляд с ран на шее Тимы к бутылке, которую ему даёт Геннадий Васильевич. Сам же Тимофей глядит на толпу танцующих ребят, явно не обращавших на них никакого внимания, но всё же придирчиво пытается выявить любопытные глаза, направленные на них – как будто какая-то магия сделала их невидимыми для всех, кроме Оксаны и худрука. Магия… От этого слова Тиму слегка встряхнуло – хватит на сегодня мистических историй, тем более, что они могут нести в себе явный кровавый подтекст; кровь, кстати, тем временем остановилась, а сам Тимофей осознаёт, что все воспоминания, которые принадлежат последним нескольким минутам, несколько смазаны. Но отнюдь не стёрты – это именно его память, хоть и искажённая каким-то странным наваждением и необъяснимой связью, которую парень успел почувствовать с той угольно-чёрной тенью-тварью из леса.
[indent] Оксана их обнадёживает, обещая держать тайну их отношений в секрете – Тима очень хочет верить девчонке, и, поддаваясь скопившейся усталости, отпускает бразды правления собственной жизнью и гиперконтроля, решив расслабиться и положиться на чужое слово. В конце концов, Кузнецова проявила себя как благородного человека, хоть и слегка склонного к сплетням – не страшно, сила юного возраста, в универ поступит и быстро надоест, да и не до того уже там будет. И Тима символически машет рукой, оглядываясь, наконец, на Руса, умывавшего своё лицо при помощи бутилированной воды и края собственной футболки, после чего принимает бутылку из его рук. Льёт немножко на ладонь, ополаскивая её от грязи, и только потом решает смыть с губ отпечатки своей крови – Руслана он успел бегло осмотреть и на нём не нашёл признаков серьёзных повреждений; но лучше будет убедиться в домике, в конце концов, память просто так не отшибает.
[indent] – Нет… Точнее, не ты это начал… Да и потом это всё было как будто каким-то наваждением… – Тима воровато оглядывается по сторонам, в очередной раз убеждаясь, что на них никто не смотрит, хоть он так и ощущал сверлящий их с Русланом взгляд, направленный снайперским прицелом из лесной чащобы. А потом, будто опасался, что это нечто их всё-таки услышит, склоняется совсем близко к уху своего парня, и сбивчиво шепчет:
[indent] – В лесу была какая-то хрень!.. Она на меня напала и ранила, а потом пришёл ты и она тебя как будто заколдовала!.. Я так испугался… – на выдохе судорожно рассказывает Тима, после чего зажмуривается, чувствуя, как глаза почему-то увлажняются. Давно он не ощущал себя таким беззащитным, но всё же храбрится и старается не падать духом – ему надо позаботиться о Руслане.
[indent] – Пошли в домик… Там всё расскажу, а здесь слишком много глаз… И ушей… – и, держась к Руслану как можно ближе, направляется по общей тропинке в обход леса в сторону жилой зоны вожатых.
[indent] – Ты-то как? Что-нибудь болит? Ты нехило так рухнул, – с новой волной беспокойства спрашивает Тима, после чего натягивает на голову капюшон толстовки, прикрывая и алеющие следы на шее.