Иногда помимо внутреннего свечения человеческой души – а Тоне хотелось думать, что это именно оно иногда прорывается сквозь мрак слепоты – он может ощущать на себе чужой взгляд. Иногда он даже чувствует, как глядят на него животные, оттого находиться в лесу порой было не очень комфортно – никогда не знаешь, что задумал тот, кто наблюдает за тобой из-за частокола деревьев. А сейчас Тоня ощущает на себе взгляд Мари – искренний и заинтересованный. Это почему-то даже льстит.
[indent] – Эту футболку мне Тима подарил. У него такая же есть, только по размеру больше. Мы любим тяжёлую музыку и всю эту культуру, – улыбается парень с гордостью, чуть отклоняясь назад и оттягивая футболку за полы вниз, чтобы лучше показать напечатанный плотной плёнкой крест на груди. Вроде как, нормальным зрячим людям это помогает – так объяснял старший.
[indent] – Хорошо, – кивает он на странное многочисленное согласие Мари – мальчишке даже как будто показалось, что голос на мгновение расслоился на два разных тембра, но быстро смиряется с мыслью, что это просто игра его воображения. Так в обычном мире не бывает – во всяком случае, так он привык думать.
[indent] Он поднимается на ноги, не беря с собой трость – решает, что и без неё может преодолеть нужное расстояние до соседской кровати – и замирает в паре сантиметров от Мари, удивительным образом никак не прикасаясь. Тоня не хотел оказываться так близко и мысленно ругается на себя – ему ещё предстоит свыкнуться с местной системой ощущения и измерения мира.
[indent] – Ой, извини… – делая полшага назад, говорит парень и поднимается свои руки, чтобы несмело положить их на чужие плечи. Хм, вроде как широкие…
[indent] – А тебе что нравится? – пытаясь разрядить обстановку, спрашивает Тоня, проводя пальцами вверх к шее.

***
Геннадий Васильевич быстро дал понять Тиме, что тот своего не упустит. Да Тиме и не жалко, он был готов принять в случае необходимости активное участие в музыкальном сопровождении, какое понадобится для творческих вечеров, традиционно организованных здесь чуть ли не через день. Такой плотный график худрук объясняет большим количеством ребят, которые неминуемо хотят поучаствовать в организации какой-нибудь самодеятельности. Ну и конкурсы, куча соревнований на любой вкус, на которые приезжают посмотреть видные фигуры Дальнего Востока. Тима присвистнул – действительно, для многих ребят это может стать не просто местом отдыха, но и вероятным билетом в жизнь.
[indent] – Так какие инструменты у тебя, если точнее?
[indent] – Фортепиано, гитара, виолончель, – на этой фразе у Геннадия Васильевича поползли вверх его рыжие с первой проседью брови, – алтайский варган, калимба и финские гусли. Но я ещё не мастер во всём, разумеется, – пренебрежительно и как будто уставше пожав плечами, перечислил Тима, когда они уже подходили к автобусу. Раньше он мог заниматься музыкой сутками, теперь же делает что-то лишь в состоянии автопилота, а тех редких вспышек заинтересованности, какие он испытывает при освоении новых инструментом, явно не хватает, чтобы поддерживать внутренний огонь. Там уже тлеют тихонько угли.
[indent] – О, Сора! Как всё прошло? Танат Булатович редко кого вызывает на ковёр в первый же день, – гоготнул Геннадий Васильевич подошедшему как раз вовремя Соре, тем не менее, похоже, не вкладывая в свои слова ничего серьёзного. Похоже, знает заранее, что всё произошло хорошо, а вот сам Тима заинтересованно вытянул шею, оглядывая парня. В реальности Сора такой высокий – хоть парень и не смотрел много видео с его канала, но иногда мог развлечь себя, тем более, что у чувака и правда очень классно получается.
[indent] – Мы можем угнать его вместе, – приложив ладонь к губам так, чтобы их не видел худрук, но видел Сора, отчётливо произносит Тима и оглядывается на мужчину. Это просто шутка – хотя, в каждой шутке…
[indent] – Давай помогу… Какой чемодан твой, вон тот? – спрашивает Тима, подныривая в открытый грузовой отсек, где осталось всего три багажа – его собственная сумка, чемодан Соры и тот, что принадлежит Руслану.

Под пальцами мягко, хоть Тоня и чувствует, что за этой мягкостью ощущается крепость и осязаемость чужого тела – должно быть, Мари довольно сильная. Или же это Мартын сильный? Мальчик так и не знает, кто именно перед ним и как об этом человеке стоит думать, а спрашивать пока ещё стесняется – отчего-то задавать такие вопросы о тонкостях чужой личности, даже если она настолько нетривиальная, кажется перебором для первого знакомства. Может, как-нибудь потом… А пока что Тоня решает изучить нового в своей жизни человека самостоятельно и тем путём, какой для него является самым лучшим и понятным – через собственные пальцы. Да уж, Руслан Ренатович правильно сказал, что он всего лишь слепой, а не безрукий, и даже если бы у него была возможность обрести зрение, но потерять при этом руки, Харитон бы ни за что не согласился на подобный шаг. Наверное, любой зрячий человек предпочёл бы обратное, кто знает, но для Тони его руки и есть его главный зрительный орган.
[indent] От прикосновения к тёплой кожи шеи загривок слегка покалывает из-за мурашек – Тоня думает, какая она мягкая и приятная на ощупь. Поднимается выше к мягкому наклону нижней челюсти, потом к ушным раковинам, задержавшись на попавшихся на пути пальцев прядках волос – густые и прямые, на ощупь как будто сотканные из атласа. В такие хотелось зарыться и Тоня поднимается пальцами к голове, будто бы намереваясь именно это и сделать, но чувствует, как волосы не даются, туго сплетённые в косы – интересно, а насколько они длинные?
[indent] – Тогда тебе надо будет послушать, как играет Тима… Ой, то есть, Тимофей Васильевич, у него любой инструмент в руках “поёт”, – пальцы смелеют от любопытства их хозяина и перетаскивают длинные косы, перекинутые через плечи, к Мари на грудь. Перебирает их, щупает, внимательно “рассматривая” детали и погружаясь в изучение чужого образа – он всегда был счастлив получить возможность на кого-то посмотреть, а Мари ещё и такая смелая, что даёт потрогать себя подобным образом, какой некоторые могли бы назвать “наглым”.
[indent] – А чего он злой такой тогда, раз он добрый? – по-простецки спрашивает Тоня, достигая пальцами кончиков чужих косичек – какие же длинные, длиннее, чем у Тимы раза в три!

***
Почему-то Тима ожидал от такой звезды более звезданутого поведения, оттого приятельское заигрывание со стороны Соры становится приятной отчасти неожиданностью. Видимо, не все блоггеры носят маску нарочитого дружелюбия лишь перед объективом камер, а стоит только всем трансляциям закончиться, а роликам – отправиться на монтаж, как всё искрящееся человеколюбие растворяется, словно сизый дымок после фейерверка. Этот чувак Тиме пока что нравится, вон, даже сам решил также помочь выгрузить багаж из грузового отсека автобуса – хотя это, скорее, была необходимость, нежели просто блажь, ведь сумка была просто гигантской, да ещё и дорогой, судя по материалу. Живя в большом городе, Тима насмотрелся на роскошь со стороны, хоть сам напрямую к ней прикасался нечасто – невзирая на то, что отец много работал и они получали пособие за ребёнка-инвалида, этих денег было недостаточно для поддержании уровня жизни выше среднего. Их, скорее, можно описать, как практически нижнее звено среднего класса, потому Тиме постоянно приходилось пребывать в мелких подработках – наверное, это трудолюбие также подкупило Таната Булатовича, когда тот рассматривал его резюме.
[indent] – Спасибо большое… Фух, тяжеленный! Что у тебя там, аппаратура, поди? – пыхтя, спрашивает Тима, а потом подныривает снова в грузовой отсек, чтобы вытащить ещё и чемодан Руслана, который вот так на произвол судьбы парень оставлять не собирался. Может, подобное проявленное с его стороны внимание и взаимовыручка будут расценены с положительной стороны и это немного поумерит раздражительность старшего вожатого?
[indent] – Да ладно тебе, он не виноват, что он такого роста, – попытался дружелюбно протестовать Тима, хоть и не смог не хохотнуть – слишком уж потешно и красноречиво Сора изобразил, как пытается найти невысокого Руслана. Да и недавно сам, поддавшись короткому приступу ярости, сделал довольно гадкий выпад, съязвив перед парнем вприсядку, о чём до сих пор немного жалеет, если честно. Хотя издалека тот чудился как будто даже выше и плечистее, чем вблизи – просто игра воображения из-за перспективных искажений?
[indent] – Так какими судьбами ты здесь? Новый влог будет или что-то ещё? – интересуется Тима, оглянувшись снова на Сору и дожидаясь, пока Руслан не подойдёт к ним, чтобы забрать свою сумку и они все могли пойти дальше. Геннадий Васильевич почему-то загадочно при этом вопросе улыбнулся.

Пальцы бегают по чужому образу, выпустив косички и перейдя на грудину. Всё то же ощущение мягкой ткани под подушечками, которые оглаживают место под ключицами и, снова ненадолго задержавшись на плечах, бегут вниз к сгибам локтей. Наверное, боги войны так не выглядят, а вот боги чего-то другого – вполне. Война – это что-то жёсткое, страшное и жуткое, и хоть своя доля жёсткости в теле Мари присутствовала – всё же плоть, кость и кровь никуда не денешь, каким бы эфемерным характером человек ни обладал – что-то подсказывало, что такому созданию не место на поле брани. Хоть Тоня и понятия не имеет, что происходит на поле брани, как и чем там пахнет – он слышал лишь страшные звуки из фильмов и от них лишь хотелось лихорадочно заползти к Тиме под футболку, свернувшись там калачиком совсем как маленький. Наверное, он всё ещё нуждается в брате – хоть Тоня и отрицает это для самого себя, но он уже немного скучает по его незримому присутствию, при этом зная, как сильно его будет раздражать то, что Тима о нём слишком печётся. Как, похоже, о Мартыне и Мари печётся их старший брат – их же, получается, двое в одном теле? Звучит, действительно, странновато, но вроде как это не доставляет никаких проблем самой Мари. Так и зачем тогда лечить? Кое-чего Тоня в мире зрячих не понимает и вряд ли поймёт.
[indent] – Да, умею, на фортепиано и на финских гуслях, называется кантеле. Мы с рождения жили на Шпицбергене, там же жил один старый одинокий карел по соседству, который учил сначала играть Тиму, а потом немного меня, пока мы не переехали в Питер. Там Тима сам учил уже меня, когда у него было время.
[indent] Харитон хорошо помнит это время, хоть и был совсем мал, когда отец увёз их на материк. И воспоминания отзываются в нём с теплотой, пока его пальцы, словно перебирая невидимые струны кантеле, перебегают с локтя Мари на её узкие ладони и тонкие длинные пальцы. Такими, наверняка, было бы тоже очень здорово творить музыку. И он хочет спросить, не играет ли она, но Мари рассказывает о том, что является первопричиной злости Руслана Ренатовича, и Тоне становится немного понятнее, отчего тот ворчал и летал кругом, как грозовая туча.
[indent] – Ого… А зачем жениться, если не хочешь? И… – он слегка наклоняется к чужому лицу, как будто хотел сохранить этот разговор в тайне. Тоня не знает, почему, но ему не хочется, чтобы даже стены их слышали – это ему кажется почему-то чрезвычайно важным. К тому же Харитон страсть как любил всяческие тайны и загадки – и вот, одна из них собиралась раскрыться прямо сейчас!
[indent] – Что Мари знает?..

***
Создаётся впечатление, что у этого лагеря есть какие-то таинственные кулисы, за которыми что-то активно разворачивается прямо сейчас, но Тима понятия не имеет, что, и это его изрядно озадачивает – Сора и Геннадий Васильевич перекидываются загадочными улыбками, на что парень лишь недоумённо моргает, но быстро решает, что это, пожалуй, не его дело. В конце концов, Араи Сора – не обычный вожатый, с которым и все рабочие вопросы решаются на короткой ноге с директором и администрацией а… Секундочку, что? Вожатый?!
[indent] – Ох нифига, – удивлённо вскидывает брови Тима и протягивает Соре руку для крепкого рукопожатия, – добро пожаловать в каторжные ряды Белоснежек, которые будут возиться с их гномами, коллега. Я шучу, – снова скосив взгляд на худрука, решил на всякий случай уточнить Тима – не хотелось, чтобы кто-то решил, что он ненавидит свою работу. Это совсем не так, просто Тима сейчас ненавидит любой труд и это приходится всеми силами скрывать. Тем временем Руслан бодрой крепкой походкой – нет, ну точно спортсмен, причём, скорее всего, в области восточных единоборств, у него идеальное телосложение для этого – торопится к ним, и выкрикивает благодарность своим слишком уж сиплым голосом. Звучит нехорошо, по ушам Тимы так и вовсе страшно режет – в университете за такой голос их жестоко отчитывали отправляли в общагу, дышать над картошкой и полоскать горло горячей ромашкой. Да и больно это, и без того надорванные связки выводить на новые лимиты – у самого аж в глотке засвербело.
[indent] – Да не за что… Болеешь, что ли? У меня шалфей в пастилках есть, правда, они в чемодане, как придём, могу поделиться… Оу… – он на пару секунд затихает, отводя взгляд от Руслана куда-то в пустоту, будто ухватился за внезапную яркую мысль, а потом спохватывается.
[indent] – Ох, чёрт, забыл!..
[indent] Видимо, ему надо в больничку ложиться, а не по детским лагерям разъезжать – как он мог забыть о своём любимом инструменте?! Быстро забежав в открытый салон автобуса и сняв там с верхней багажной полки зафиксированный самосшитый футляр в виде неправильной и очень узкой трапеции, и также быстро возвращается обратно, едва не спотыкаясь на чуть заплетающихся длинных ногах. А после, с невозмутимым видом, будто ничего только что не произошло, перекидывает футляр через плечо, берётся за ручку своего чемодана и снова обращается к Руслану.
[indent] – Так вот… Шалфей…
[indent] – Ладно, пойдём, на месте разберётесь. Но ты всё же не болей, если это всё-таки так, хорошо? – взглянув уже на Руслана, наставляет его Геннадий Васильевич, и они все вместе отправляются, наконец, к домикам вожатых – благо они были совсем недалеко от детских общих корпусов.

Надо же, всё любопытнее и любопытнее! Узнал бы он хоть когда-нибудь такие подробности личной жизни самого главного вожатого всея лагеря, если бы судьба так удачно не определила его в одну комнату с таким удивительным соседом? Одновременно мягким и твёрдым, текучим и крепким, эфемерным и настоящим – внутренние ощущения как будто сталкиваются с противоположным ощущением внешним, тем, что чувствует его тело через поверхность ладоней, слегка сжимавших ладони Мари. И из рассказа Тоня понимает, что она не так проста – совсем-совсем не так проста и за брата готова встать горой не меньше, чем он за неё. Похоже, тот даже не думал заботиться о самом себе, хоть так пёкся о Мари – надо же, так похоже на Тиму, наверное, они могли бы подружиться…
[indent] – Так потом же можно развестись. Наши родители так и сделали, хоть мы у них не выдуманные, а настоящие, – с совсем уж наивной простотой удивляется Харитон, часто хлопая густыми белёсыми ресницами. Впрочем, ложь и такая грязная манипуляция – это отвратительно и очень хорошо, что Мари вступилась за своего брата и отстояла его свободу. Тоня бы поступил точно также, если бы Тима оказался в такой ситуации. Но Тима уж точно не окажется и вряд ли хоть одна девчонка от него забеременеет…
[indent] – Ты поступила очень смело, это так круто! А она противная девчонка, фу, – фыркнул Тоня, а после вдруг улыбнулся Мари, – Руслану Ренатовичу точно нужен кто-то получше.
[indent] Тоня, наконец, отпускает чужие пальцы и немного тушуется, понимая, как долго держал их в своих ладонях. Наверное, дольше он держал за руку только Тиму, когда они гуляли вместе и когда Харитон был совсем маленьким, а теперь ощущение чужих пальцев – чужого такого чуткого органа зрения в своих – кажется чем-то особенно интимным. И Тоня роняет руки по швам.
[indent] – Шпиц-берген. Это остров в Баренцевом море на севере, очень далеко  отсюда. Там запрещено рождаться и умирать, поэтому мы с Тимой родились на континенте, но жили уже там. А Питер… Он большой и шумный, хоть и интересный, Тима вроде прижился, или хорошо делает вид, а я скучаю по острову. И нет… У меня нет девушки, – почему-то снова покраснев, признаётся Тоня. – Ни в Питере, ни где-либо ещё. А у тебя есть… Кто-нибудь?

***
Руслан почему-то снова надулся как мышь на крупу, ещё и Геннадию Васильевичу чуть ли не отворот-поворот дал, ну даёт! Тима, почувствовав, что почему-то немного расстроился из-за того, что лёд между ними не тронулся – хотя с чего бы, по-хорошему, ему следует даже злиться на этого чувака после той довольно говнючей подколки в вестибюле жилого корпуса – но природная гибкость характера не даёт его враждебности по отношению к старшему вожатому разогнаться. Или Тима уже настолько устал, что у него аллергия на конфликты и он подсознательно пытается их избежать, чтобы не схватить анафилактический шок и не упасть замертво? Но голос Руслана всё же беспокоит – надо будет подсунуть ему шалфея в карман, что ли…
[indent] – Ась? – не сразу сообразив, к чему было направлено это слово, удивлённо вскинулся Тима, выныривая из своих мыслей, но Сора быстро даёт ему объяснение, как будто знал, что его заторможенному разуму это сейчас крайне необходимо.
[indent] – Ай, прости, я Тима. Но можно и Шалфей, мне без разницы. Тоже красиво звучит. Мелодично как-то, знаешь? – высказывает своё мнение по поводу необычной клички Тима, а после скашивает взгляд на повисший на его плече футляр.
[indent] – Это кантеле, финские гусли. Ему уже много лет, Танат Булатович попросил привезти, чтобы я поиграл на нём… Похоже, он питает тёплые чувства к культуре разных народов, – пояснил Тима, а после перевёл взгляд на ускорившего шаг Руслана – да что это с ним, в самом деле?
[indent] – Ты куда так припустил? – окликает его парень, невольно тоже прибавляя шаг, почему-то желая успеть за старшим вожатым.

Хочется сказать, что эти нравы вовсе не консервативные, а страшно жестокие и удивительно дибильные, но Харитон удерживает своё мнение при себе – наверное, не стоит так сразу высказывать своё резко-негативное мнение по поводу чего-то, что является естественной частью жизни другого человека. Этому его учил Тима и Тоня ему благодарен – такая вдумчивость, внимательность и отчасти прагматичность позволяют ему, совсем слепому и болезненному, легче выживать в стремительно меняющемся современном мире, за которым мальчик совсем не поспевает, хоть и очень старается. Слепым чужды, например, многие технологии, и пока весь мир вводит тренд на сенсорные гладкие экраны буквально повсюду, слепые по-прежнему пользуются мобильниками с огромными кнопками и голосовым вводом.
[indent] – А зачем он их обрезал? Длинные волосы – это ведь красиво, – удивляется мальчик, – Тиме тоже очень нравятся длинные волосы, и у себя, и у других парней… Ой.
[indent] Он вдруг замолкает, шлёпнув себя ладошкой по губам и закрывая себе рот, не давая сболтнуть лишнего. Правильно говорит старший, что у него порой язык как помело – но Тоня ничего не смог поделать, ведь рядом с Мари ему так легко и хорошо, что мальчик вдруг расслабляется и, сам того не желая, выдаёт секрет Тимы, который сейчас, между прочим, Тимофей Васильевич. Тоня практически не надеется на то, что эта деталь останется незамеченной со стороны Мари – та наверняка всё поняла даже без конкретных слов и произнесённых вслух понятий – но мальчик радуется, что она с таким энтузиазмом восприняла слова про Питер.
[indent] – Как по мне, Жопинск – тоже неплохо, если там тихо и воздух хороший. Но я думаю, тебе бы в Питере понравилось. Позвонишь, если приедешь? – улыбается Тоня, а после и вовсе коротко смеётся, как будто представляя, как мог бы встретить нового друга в аэропорту и поехать вместе в центр города.
[indent] – На Шпицбергене просто нет родильных домов, а всех умирающих увозят на материк и хоронят там. Земля такая мёрзлая, что её невозможно выкопать, а если оставлять трупы неглубоко, то они начнут привлекать хищников. К нам на улицу иногда белые медведи заходили и без всяких трупов, – рассказывает легко Тоня, но после вдруг замолкает, потеряв нить повествования, понимая, что у Мари и Мартына никого нет. В груди что-то немного сжимается и для Харитона, если честно, это совершенно новое чувство.

***
Эти дети потихоньку притираются друг к другу – правда, в этот раз Руслан такой колючий, что притереться к нему можно только если обломать ему все иголки, или стать настолько мягким, что они утонут в чужой обволакивающей теплоте. Геннадий видит, что Руслан нравится Тимофею, даже если Тимофей пока не отдаёт себе в этом кристального отчёта – правда, как бы они парадоксальным образом не передрались на фоне этих симпатий, но мужчина думает, что будет решать вопросы по мере их поступления. Да и нечего сейчас об этом думать, чай, хоть и дети, но уж не совсем безмозглые и смогут решить между собой ситуации личностного характера – а пока у него есть кое-кто поинтереснее, оставшийся идти бок о бок…
[indent] – Надо убедиться, что наш важный гость доберётся до своего пристанища в целости и сохранности, – как будто даже снисходительно улыбается Геннадий, видя насквозь все флиртующие приёмчики, которые весьма успешно демонстрировал Сора. Кто-нибудь менее опытный – или менее безразличный к Соре персонально, как, например, Танат – мог бы поплыть от такого внимания от красивого молодого человека, но не Гена. Он аккуратно берёт парня за плечи и отодвигает от себя на достаточное для формальной прогулки расстояние от себя.
[indent] – Это очень интересно, но всё-таки зови меня Геннадий Васильевич. Я пока что не готов выводить наши отношения на новый уровень, – усмехается он, так толком ничего и не ответив Соре. Он – тайная страсть Таната, о которой они никогда вслух не говорили, но которая мелькает там и тут в разговорах или просто даже на экранах ноутбуков и прочих гаджетов, а Танат – его лучший друг, практически названный брат, который много помогал Гене по жизни. А у названных братьев их тайных объектов воздыханий не уводят – тем более, что и Геннадию нравится совсем иной типаж…

***
Догнать Руслана получается только тогда, когда Тима чуть не срывается на бег – старший вожатый хоть и был невысокого роста и имел меньшую длину шага, зато ходил быстро, так сразу и не поспеешь. Тима равняется с ним на дорожке, ведущей к ряду домиков для вожатых, куда постепенно стекались их другие коллеги – без великого энтузиазма, но парень думает, что надо будет со всеми как можно скорее познакомиться – и скашивает взгляд на Руслана. Снова смурной. Так странно, обычно Тима не слишком-то и возится с теми, кто пребывал в плохом настроении, пуская всё на самотёк и позволяя человеку побыть в этом состоянии, чтобы тот вынырнул из него на поверхность и снова задышал полной грудью, но отчего-то казалось, что Руслана оставлять одного нельзя. Так дело с мёртвой точки не сдвинется – не может же он всегда быть таким раздражительным.
[indent] – А ты какое лето здесь? – пытается завести разговор издалека Тима.

Почему-то планёрка была задумана перед ужином – наверное, для того, чтобы голодный мозг был посговорчивее сытого и разморенного, Тима не знает, но сегодня почему-то было задумано именно так. Солнце постепенно скрывалось за горизонтом и зал для общих совещаний, довольно большой, просторный и светлый, окрасился алыми цветами. Совсем скоро оно спрячется за кромкой океана и придётся включить верхний свет – Тима зачем-то пространно думает именно об этой чепухе, поскольку убитый недосыпом и долгим перелётом мозг окончательно превратился в детское пюре из цветной капусты после утомительного рабочего дня. Хотя, если судить по тому, как вёл себя их худрук, денёк был очень даже спокойный и, можно даже сказать, расслабленный – а чего ещё можно ожидать от дня заселения? Впрочем, если так подумать, событий произошло не очень много – после распаковки вещей и обеда был вступительный концерт, открывающий смену, потом ряд конкурсов для малышей, пока старшие отряды распределялись по личным секциям. На Тиму почему-то легла обязанность затащить в актёрско-музыкальный ансамбль как можно больше ребят, правда, зачем – история умалчивает. Он и не спрашивал, по крайней мере, вслух, лишь вялой мухой, которая периодически начинала на последнем издыхании бесновато-весело жужжать, думал про себя “зачем?”. Но и этот вопрос был, скорее, общего плана и был адресован космосу как риторический.
[indent] – Так, Руслан Ренатович, “твои” все в сборе? – обращаясь к старшему вожатому, спрашивает стоящий во главе вытянутого стола Танат Булатович, подразумевая, по всей видимости, именно вожатых. Все необходимые из административного состава люди, принимающие прямое участие в социальной жизни лагеря, уже были здесь и сидели ближе к директору, в то время как более младшие работники, а именно вожатые, занимали оставшуюся большую часть стола. Тима сидел примерно посередине, рядом с ним Сора – от его соседства почему-то было немного спокойнее, хотя, из-за чего ему нервничать, Тима даже не знал. Должно быть, сказывается усталость, оттого нутро гложет необъяснимое чувство тревоги – может, это из-за Тони? Он не привык быть так далеко и так долго от младшего, который сейчас коротал время в общей зоне внутри корпуса – там был холл, где ребята могли все вместе собираться, чтобы устраивать свои собственные “летучки” и готовиться к разного рода конкурсам, места хватило бы на всех.
[indent] – Отлично, – получив положительный ответ, кивает Танат Булатович, чуть пододвигая стопки бумаг с программами на грядущую неделю, чтобы дать вожатым и их отрядам ко всему подготовиться. Их он раздаст, но чуть позже.
[indent] – Мы сегодня недолго. Во-первых, хочу поприветствовать всех, кто в лагере в первый раз. Я желаю вам успешного сезона и надеюсь, что здесь вы сможете реализоваться как следует. Держите наш план-программу по дням, обязательно согласуйте с педагогами посещение кружков и курсов, на которые сегодня ваши ребята записались, – проходя стол по периметру и укладывая перед каждым вожатым по листку формата А4 с таблицей-программой, рассказывает Танат Булатович. Тима пространно следит за его движениями – ему показалось или он как будто немного дольше задержался рядом с Сорой? Впрочем, его сознание легко могло играть с ним злую шутку – когда мужчина отходит от них подальше, Тима склоняется к Соре на ухо, выгадывая момент, пока все товарищи зашелестели своими бумажками, чтобы ни Танат Булатович, ни Руслан их не услышали.
[indent] – Вот бы как-нибудь пивка сообразить… – заговорщически шепчет ему Тима, после чего поднимает взгляд на Руслана и берёт свою бумагу, забегав по ней взглядом.
[indent] – Руслан Ренатович, может, у вас есть какие-то объявления для коллег? – деловито спрашивает мужчина и взгляды всех вожатых направились на их старшего. Как будто на судью какого-то, ей богу.

***
Тоне хотелось как можно больше находиться на улице, а не в их комнате, поэтому после их долгого дня он обратился к Мари:
[indent] – Может, у корпуса посидим? Там были лавочки какие-нибудь?
[indent] В корпусе хоть и было свежо, но для его чувствительных ушей слишком шумно, стены гудели от вибрации множества голосов, в то время как снаружи лишь редкие звонкие возгласы веселья раздавались эхом и растворялись в свежем океаническом воздухе. Солнце, пригревая, светит в спину сквозь окно, на подоконнике которого он сидит, болтая ногами, но в тенях уже сгущалась характерная прохлада – Харитон любил время сгущающихся сумерек, когда солнце отходило на покой, и на прощание дарило свои последние мягкие лучи, совсем не похожие на полуденный испепеляющий жар. Ему было комфортно в одной футболке и светло-серых “варёных” джинсах с дырявыми коленками.
[indent] – Надо же, сколько всего было… И тут так прямо каждый день? – спрашивает он у Мари устало, но при этом довольно улыбаясь.

Первый день редко когда ознаменовывается проблемами серьёзнее, чем детские возгласы “я забыл свои трусы дома, что делать?” – Танат обычно переживал этот день спокойно и совсем ни о чём не волновался, оставляя все заботы по поводу детей на плечи вожатых. Может, несколько спартанский способ ввести в курс дела новичков, но те редко оставались без помощи бывалых товарищей, словом – всё обычно шло своим чередом. Правда “обычно” тут было ключевым словом – поскольку сегодня ничего не было обычно. Лагерь жужжал чуть громче, суматохи было чуть больше – наверное, удивляться не стоило, ведь в его лагере была такая знаменитость международного масштаба – и, возможно, его бы это не заботило, если бы не личность знаменитости, которая его крайне волновала. Волновала тогда, когда Соры даже не было рядом, а сейчас и подавно – тот был готов растечься ленивой уставшей лужицей по столу, отчего в груди Таната Булатовича поселилось на краткое мгновение умиление (так хотелось сгрести юношу в охапку и отнести в тёплую ванную, и чёрт бы побрал эту рекламу), но после она вдруг сменилась жёстким и колючим чувством. Сору клонило в сторону плеча Тимофея, которого в рядах вожатых уже начали по какой-то причине звать Шалфеем – может, потому, что созвучно с именем, а, может, и по какой-то иной причине, ему оставалось лишь догадываться, кто вообще ему придумал такую кличку. В целом парень ему нравился и рациональная часть сознания Таната подсказывала ему, что между ребятами ничего предосудительного не происходит, других разморило бы похлеще, если бы не выправка авторства Руслана, но ему не нравилось, что он подружился именно с Сорой. Чёрт, ещё и переглядываются, будто договариваются о чём-то – воспоминания о том, как губы Соры едва не коснулись его ушной раковины, заставляет внутреннее достоинство рассвирепеть чуть сильнее. Едва дождавшись, когда Руслан закончит свой отчёт, Танат переводит взгляд на Тимофея.
[indent] – Спасибо, Руслан Ренатович. В принципе, на этом наше заседание можно было бы посчитать оконченным, вот только… Тимофей Васильевич, – зовёт мужчина парня, стоя снова во главе стола.
[indent] – Да, Танат Булатович? – голос чуть осип, но струится приятным слуху тембром. Всё же, повыше, чем у директора, почище – словом, помоложе.
[indent] – По поводу твоего брата… Харитона Кителева, – чуть вкрадчиво начинает он. Если честно, Танат думал обсудить это наедине с ним и Сорой, которого было бы хорошо подключить к проявленной инициативе, но что-то злое и ревнивое заставляет его вывалить это на всеобщем консилиуме. Мужчине немного стыдно, но он оправдывает себя тем, что всё равно все однажды узнают, так чего тянуть?
[indent] – Что-то не так? – мальчишка аж побледнел, а тёмные синяки ярче засветились на его измождённом лице. Злорадство поскреблось по обратной стороне грудины, но быстро замолкло – нет, Тима хороший мальчик, он ни в чём не виноват. Прости, воробушек, но процесс уже запущен…
[indent] – Нет-нет, что ты! Напротив… В нашем лагере редко появляются дети инвалиды, а тем более дети с неприятными диагнозами, – все присутствующие переглянулись, эта новость, явно, всех заинтересовала.
[indent] – Саркома Юинга, я правильно помню? – губы Тимофея побелели тоже и сжались в нитку – он дробно кивнул.
[indent] – Совсем ранняя стадия, обнаружили случайно, клинически почти не проявляется.
[indent] – Ага, ну, тогда у него прекрасные шансы. Как ты смотришь на то, чтобы мы обратились в местный филиал государственной благотворительной организации, чтобы открыть сбор средств для лечения? А Сора мог бы придать этому делу гласности, – предложил Танат Булатович, отчего у Тимофея даже немного приоткрылся рот. Эффект директору понравился, но он не показывает вида.
[indent] – Это… Это прекрасное предложение, Танат Булатович. Я поговорю с братом и отцом, хорошо?
[indent] – Разумеется. Буду ждать вашего решения, – мягко улыбнулся мужчина, таким образом, закрывая тему – парню, кажется, даже дышать легче стало. Танат раздумывал об этом, едва узнал о том, какой мальчик к ним едет и никак не планировал делать это рычагом невидимого контроля – но так уж вышло, что Тимофей сближается с тем, кто слишком уж нравится Танату. А для него это как красная тряпка для быка.
[indent] – Что ж, можете все идти, ловите детей, скоро ужин! – весело заключил мужчина, после чего все заскрипели ножками стульев по полу, чтобы покинуть свои места.
[indent] – Сора? Задержись буквально на несколько минут, пожалуйста, – просит Танат, переводя свой взгляд с Соры на Тимофея и обратно. Тот что-то произнёс одними губами, наверное “я тебя подожду” и пошёл вслед за Русланом на выход.

***
Когда Мари берёт Тоню за запястье, тот перехватывает свою трость посередине и почти ею не пользуется. Он всецело доверяет своему проводнику и нисколько не беспокоится о предстоящем пути, даже не пытается вырваться, как мог бы сделать, если бы подобным образом его куда-то повёл брат. Они не виделись целый день и Харитон этому даже рад – может, благодаря этому лагерю, Тима снова станет нормальным и больше не будет так о нём печься, а даст столько свободы, сколько у мальчика было раньше? По крайней мере, за весь день Тима находил Тоню лишь однажды, а когда убеждался, что рядом есть Мари, быстро успокаивался – похоже, он тоже ей очень доверяет. Наверное, Мари, действительно, существо не из этого мира, умеющее вселять одним своим присутствием спокойствие даже в таких невротиков как Тимофей.
[indent] – Теперь у вас в лагере профессиональный музыкант, может, и побольше будет. Хотя бы маленьких, – улыбается Тоня, пока они идут с Мари на улицу.
[indent] День пролетел незаметно, невзирая на усталость и чувство, что они провели здесь целую неделю, а не несколько часов. Харитону это нравится – с Мари ему хорошо, весело и спокойно, с ней не приходится тщательно подбирать слова, ведь она как будто понимает своего товарища до того, как тот успеет что-то сказать. Почему-то именно так ему казалось, настолько лёгким и эфемерным созданием была она. Под ногами хрустят маленькие камушки об асфальт, но эти звуки быстро сменяются шелестом травы – Мари уводит его туда, где пахнет свежестью прибоя и молодого дикороса.
[indent] – О, именно парочки? – с шуточным намёком говорит Тоня, но получается плохо – почему-то от этих слов ком встаёт в горле и его никак не выходит проглотить, ведь Мари сцепляет их руки в замок, уводя за собой. Может, в ней проснулся тот самый леший и теперь он уводит непослушного мальчишку в лес, подальше от живых людей? Но Харитону совсем не страшно – отчего-то он знает, что даже если Мари и есть лесной дух, зла она не причинит. Уж точно не ему.

Зал пустеет довольно быстро, хоть Танату и кажется, что все плетутся на выход, как черепахи. Ничего, он подождёт, он-то ждать умеет, ведь жизнь, по большому счёту, как охота – побеждает вовсе не сильнейший, а тот, у кого есть терпение и ружьё. Впрочем, пристрелить никого Танат не хотел, так, может, немного припугнуть громким хлопком вылетевшего патрона – в конце концов, как бы оно всё ни выглядело со стороны, он хотел для своих мальчиков только лучшего. А особенно для тех, кто вызывает в нём такой совсем юношеский трепет – для Соры. Ах, если бы не все эти провокации днём, может, это колесо ревности не раскрутилось до такой степени, что намотало бы на подвеску ещё и бедняжку Тимофея – надо будет дать ему какую-нибудь конфетку за пережитый публичный ужас – но сейчас всё внимание Таната было посвящено его очаровательному мышонку. Который уже успел его легонько цапнуть, сам, по всей видимости, того не желая.
[indent] – Просто хотел узнать, как прошёл первый день, – выдержав небольшую паузу, пока все, кто мог даже случайно их подслушать, не отойдут на приличное расстояние, начал негромко Танат Булатович. Но уже только по его интонации было слышно, что его интересовало отнюдь не это.
[indent] – Смотрю, вы с Тимофеем подружились… Это кто ему такую кличку милую дал, могу я спросить? – Танат, заложив руки за спину, начинает неторопливо обходить стол с его узкой стороны, у которой мужчина стоял всё их недолгое собрание. Сейчас, когда Тимофея не было рядом, его гнев немного поутих, но, всё-таки, ему страшно хотелось выяснить, что между этими двумя происходит – внутреннее чутьё подсказывало Танату, что этот мальчик – тоже гей, хоть и не такой яркий и активный. Должно быть, куча переживаний за младшего брата и усердная работа и учёба убили всё его либидо – что ж, у Таната его вагон и маленькая тележка. И всё-таки, Тимофей просто-напросто моложе… Неужели, в этом всё дело?

Как же он хорош – молод, красив, сексуален – и Сора прекрасно это знает, пользуясь всем, чем наградила его природа и разнообразная генетика. Поворот бедра, легко и чуть кокетливо, как будто даже невзначай, облокотиться о край стола и так демонстративно и вызывающе отвести нисколько не заинтересованный взгляд от директора, что внутреннее животное даже зло рыкнуло. Перед глазами заплясали яркие картинки, как он мог бы подхватить Сору под бёдра, со стуком его острых лопаток о столешницу разложить на столе, торопливо стянуть его трусы и совсем неласково овладеть им. Но, разумеется, такое возможно только в его фантазиях – в реальности подобный дикий срыв был бы чреват серьёзнымм последствиями для всех, и для здоровья Соры в первую очередь. Нет, Танат не хочет, чтобы он страдал – он просто хочет, чтобы во всём был порядок. И порядок, разумеется, был бы таким, каким его привык видеть сам Танат.
[indent] – Любить? Надо же, как у вас всё быстро… – кривовато и совсем не по-доброму усмехнувшись, Танат приближается к Соре, оказываясь от него всего лишь в одном шаге.
[indent] – Впрочем, а чему я удивляюсь? Молодость, гибкость, страсть… – мужчина разглядывает образ Соры, чуть жуя внутреннюю часть своей щеки, чтобы после осклабиться и протянуть руку к воротнику парня, якобы с целью смахнуть невидимые пылинки.
[indent] – Руслан? Да что ты говоришь! – вдруг чисто и весело усмехается Танат – надо же, ему это не слишком свойственно, тот всегда отличался серьёзностью и пунктуальностью, дети – подотчётно по фамилиям, как и все вожатые, теперь вверенные ему под контроль. Да, Руслан, пожалуй, был слишком похож на него, да только это лишь внешне, на деле он – честный, прямой и по-настоящему благородный парень. Не такой гнилой душе, как у Таната Булатовича, с ним соревноваться. Он даже думает, может, парень испытывает к Тимофею чуть менее холодные чувства, чем ко всем остальным, но решает поразмыслить над этим чуть позже – сейчас всё его внимание направлено на Сору.
[indent] – Между этими двумя, кажется, есть нечто особенное, тебе так не кажется? – убирая руку от Соры, наконец, удовлетворившись чистотой его воротника, говорит Танат.
[indent] – А ты знаешь, что шалфей применялся колдунами для исполнения желаний и исцеления душевных ран? Так вот… – и он вдруг делает шаг вперёд, внезапно сокращая расстояние между ним и Сорой, замирая в считанных сантиметрах от его лица.
[indent] – Что бы этот сопляк ни исполнил, и что бы ни исцелил – я могу предложить больше… – на грани слуха произносит Танат, подтягиваясь к уху Соры – никто не услышит этих слов, кроме него самого.

Отредактировано Torkel Kittelsen (02.06.2023 02:35:50)

Либо мальчик, действительно, боится Таната, либо он просто неподражаемый актёр. Мужчина ловит себя на противоречивых чувствах – с одной стороны, внутри клокочет ликование, какое охватывает всякого завоевателя, взявшего измором неприступную крепость; но с другой стороны его сердце, слегка покрытое ледяной коркой, отчего-то жалобно сжимается, когда до чуткого слуха директора доносится чечётка участившегося сердцебиения Соры. Нет, всё же, он не играет – парню, действительно, страшно находиться рядом, как будто знает, что за таким поведением может последовать что-то совершенно ужасное, и теперь Танатом на долю мгновения завладевает чувство, похожее на оскорбленность. Ну в самом деле, он ведь не животное какое-то, хоть подчас и проявляет некоторые особенности поведения, так характерные для народов, бывших его предками, и отчасти похожие на звериные повадки. Танат не собирается ни убивать Сору, ни бить его, даже если бы тот решил пообжиматься с Тимофеем где-то в коридорах административного здания. Тогда бы он воспользовался своими директорскими полномочиями – натянул бы поводки, развёл бы, может, по разным отрядам, словом, придумал бы что угодно, но без физического вреда. Нет, конечная цель у него другая – чтобы Сора однажды сам мог насладиться его обществом и расслабиться, принимая все подарки своего благодетеля, становясь ярче и искреннее, чем в самой своей лучшей порнухе.
[indent] – Тш-ш-ш… – успокаивающе шипит ему на ухо Танат, хоть и понимает, что успокоиться в таком положении парень вряд ли сможет – для этого им надо будет на некоторое время восстановить дистанцию. Но мужчина не может лишить себя возможности хоть как-то поухаживать за Сорой – даже если это и выглядит как дикая игра больного на всю голову садиста.
[indent] – Тебе не надо бояться меня. Я не твой хозяин… Даже если сейчас ты ощущаешь это иначе, – как будто даже с ноткой сожаления поясняет Танат, слегка прикрывая раскосые чёрные глаза, и глубоко втягивает носом аромат юноши. Нотки отдушки шампуня или, может, выветрившийся парфюм, и исключительный, едва ощутимый запах его тела – Танат хочет хорошенько его запомнить и отпечатать на собственных рецепторах. А после, совсем теряя голову от страсти, приближается губами к высокой скуле и чуть ощутимо касается её щекотным поцелуем, который можно было спутать с касанием кончиков ресниц.
[indent] – Знаю, я уже давно не молод, но… Мне есть, чем это компенсировать, – иносказательно подытоживает Танат и, наконец, разрывает эту затянувшуюся и желанную явно в одностороннем порядке близость между ним и Сорой. Ничего, однажды он сам так его припрёт к стенке, по крайней мере, мужчина обещает сделать всё возможное для этого.
[indent] – Будь поснисходительнее к Руслану. Он хороший парень, просто переживает не очень хорошие времена. И ещё… – отойдя к главе стола, за которой провёл почти всё совещание, как ни в чём не бывало, расслабленно и беззаботно говорит Танат.
[indent] – Хотите пива – немного за территорией в посёлке есть магазин с разливным, полчаса пешего пути. Только держите себя в руках, договорились? – бросив на Сору выразительный взгляд, сказал чуть резковато мужчина, давая понять, что имеет в виду не банальные пьяные приключения двух молодых людей. Ведь по пьяни между двумя красивыми парнями всякое может случиться…
[indent] – Можешь идти. Увидимся уже завтра, – с улыбкой говорит Танат, опираясь ладонями о край стола.

Сделав вид, что идёт вместе со всей кучкой вожатых, Тима замедляет шаг и немного отстаёт, незаметно отделяясь от общей группы. В голове так и вертится сказанное Танатом Булатовичем, а вместе с ним ещё миллион крышесносных мыслей – у его брата появится очень весомый шанс на здоровую жизнь, для которой не придётся всё семьёй затягивать пояса и вкалывать, ведь лечение подобной патологии стоит серьёзных средств. И хоть парень был крайне благодарен директору за проявленное внимание и заботу, нутро всё равно гложет странное, как будто гаденькое чувство, будто его у всех на глазах за что-то унизили, приструнили и прижали к ногтю – вот только за что? В грудине ворочался клубок противоречивых чувств, пока на глаза едва не наворачивались слёзы облегчения – давно Тима не испытывал таких ярких положительных эмоций, и их вдруг становится так много, что даже почти страшно. Он несколько раз вдыхает и выдыхает, думая, что сегодня бы как никогда хорошо было выпить в компании Соры – хотя бы немного. Раздумывает над тем, чтобы позвать Руслана, но быстро отметает эту идею – может, через неделю, когда они найдут общий язык, но пока что тот представал, как говорит Сора, настоящим Цербером. Моментами он подбешивает Тиму своим поведением, но он старается быть выше своих эмоций и держать себя в руках – хоть кулаки незаметно и сжимаются.
[indent] Парень наматывает круги, измеряя коридор перед залом для планёрок туда-сюда, ожидая, когда Танат Булатович о чём-то переговорит с Сорой – в Тиме его выгоревший и ленивый дух авантюризма, который обычно делает что-то с мотивацией “ну, а почему бы и нет?” не наталкивает его даже на то, чтобы легонько подслушать, что там происходит. В последнее время он зачастил совершать странные и нелогичные поступки, необдуманные, со стороны совершенно дурацкие, а с социумом у него уже давно намечается разрыв в понимании – Тиме не ясно, почему нельзя выпивать после отбоя, если никто не видит, и тратить свою энергию, чтобы следовать правилам без серьёзной мотивации он не собирался. Тимофей никогда не был пай-мальчиком, хоть на первый взгляд, конечно, и не скажешь.
[indent] – Да что же вы там так долго де… – не выдержав ожидания, он уже порывается негромко постучаться – в конце концов, им с Сорой ещё детей на ужин собирать – но дверь вдруг сама распахивается и тут же закрывается, а парень виснет на плечах Тимы, будто только что избежал самой смерти или как минимум был беспощадно оттрахан.
[indent] – Господи, Сора, что случилось? – крайне обеспокоенно спрашивает Тима, обнимая Сору за пояс и помогая удержаться на длинных, ставших ватными ногах. Он уводит его подальше от дверей зала совещаний, но на половине пути слышит тихий щелчок открываемой двери, а когда оборачивается, чтобы взглянуть, лишь видит, как Танат Булатович прячется в дверном проёме. Следил, что ли?

Бедный чувак как будто только что с войны вернулся – колени мелко и часто дрожат, а руки вяло, будто из последних сил цепляются за его плечи, Тиме даже на несколько секунд становится страшно, что Сора сейчас вообще рухнет в обморок прямо здесь. Немного похоже на тепловой удар, всё к одному – слабость вместе с ознобом и высокой температурой, иногда – бредовые состояния, по крайней мере, так было написано в одной памятке по оказанию первой помощи, которую Тима запомнил весьма фрагментарно. Легко ему в голову залетала лишь музыка и частично гуманитарные науки, всё остальное приходилось запихивать в себя силком – как он сдал экономику на третьем курсе с первого раза для него и самого загадка. И пока Сора, пытаясь донести до Тимы свои мысли – весьма странные, но это он прокомментирует потом – парень вытягивает свою шею и прислоняется щекой ко лбу товарища, который за несколько секунд уже трижды успел поменять свой цвет. Светло-сиреневая чёлка немного мешалась, но даже так Тима смог определить, что типичного для теплового удара жара у парня нет – значит, он не бредит. А если не бредит, то…
[indent] – Подожди… Да даже если бы мы и встречались, то какое Танату Булатовичу дело? Почему он должен меня доставать из-за этого? – оторопело спрашивает Тимофей, так и не выпуская Сору из своих поддерживающих объятий, боясь, что иначе тот рухнет на пол, словно марионетка с подрезанными ниточками. Они постепенно продвигаются дальше по коридору – где-то в отдалении были слышны оживлённые разговоры вожатых, договаривающихся о чём-то. Потом шестерёнки в его уставшей голове начинают вертеться, но Сора торопливо поясняет, в чём дело, запутывая Тиму ещё сильнее.
[indent] – Танат Булатович гомофоб, что ли? Ну, допустим, поёбываемся мы, если этого никто не видит, почему это проблема? Это чисто теоретически, ты ничего не подумай… – он, наконец, отпускает крепко вставшего на ноги парня, хоть и не собирался пока отходить от него – так иногда бывает, что перед тотальным обмороком человек на долю мгновения приходит в себя, как будто собирая последние силы.
[indent] – Это что за контракты драконовские? Даже перепихон на раз нельзя? – с мягким шоком вскидывает брови Тима, но его мысли очень быстро переключаются на тему поинтереснее и в данную секунду поважнее – а именно на тему алкоголя. Мягкая ухмылка расползается на губах – чёрт, как же хотелось всего и сразу! Хотелось набухаться, как распоследняя скотина, если честно, но он, в конце концов, вожатый, а не местный ключник, так что необходимо было держать марку, да и похмелья его замученный долгими путешествиями организм не вынесет.
[indent] – Давай виски на чёрный день оставим, а сегодня пивом разживёмся… Детей только хоть формально накормим, чтобы Руслан не рычал, и по коням, – да и самим поесть не мешало бы, по правде говоря. Но план на предстоящий вечер Тимофею очень нравится, как и то, что у них с Сорой складывается неплохое товарищество.

И всё-таки, становится жутко интересно, о чём же конкретно там говорили всё это время Сора и Танат Булатович, раз их обсуждение коснулось даже Руслана. Эх, Руслан – наверное, уже рыщет в поисках коллег, с которыми он ведёт самый старший в лагере отряд, и даже готовится сделать им двоим какой-нибудь выговор за нерасторопность – а если точнее, то ему одному, ведь у Соры была уважительная причина для задержки. Тима снова вспоминает его профиль, его походку, крепкую спортивную фигуру при не слишком высоком росте – Сора в этом видит объект для насмешек, в то время как Тима думает с застрявшим в груди чувством, похожим на нежность, что это даже мило. И, похоже, у него, действительно, есть шанс хоть немного расшевелить этого чувака – не может быть он так прост, и не может быть злым без какой-либо причины. Сора даёт ему это подтверждение, отчего Тима слегка улыбается – нет, было бы совсем глупо испытывать надежду на что-то по-настоящему глубокое, да даже хоть немного выходящее за рамки приятного товарищества, но кто запрещает Тиме хоть немного помечтать? Тем более, он так давно не испытывал этого сладкого занимающегося чувства симпатии – при всей строгости и любви к соблюдению правил, было в Руслане что-то жгучее и непредсказуемое…
[indent] – Ужасно… – Тима как будто даже вздрагивает от мысли, что у него был бы кто-то, наседающий сверху, кто контролировал бы его личную жизнь. Общество даже в больших прогрессивных городах до сих пор играло роль судьи, присяжного и палача в случае, если твой член смотрел в сторону человека неправильной половой принадлежности, а здесь был вполне конкретный человек – наверное, менеджер или кто-то ещё – кто решает за тебя, с кем сегодня ты будешь гулять за ручку под прицелом папарацци. И, может, Тима бы развил дальше эту мысль вслух в их с Сорой интересном диалоге – хоть японская медиа-культура и выглядела, как мир жестоких правил, но своя экзотика в ней была – но тут парень произносит то, отчего Тима тушуется и краснеет.
[indent] – По мне так заметно? – также тихо отвечает вопросом на вопрос он, а после вздыхает, надеясь, что это не будет заметно, по крайней мере, для Руслана – почему-то казалось, что инаковость и особенность тот готов принимать только в Мари. Во всяком случае, пока что.
[indent] – Только никому не говори, пожалуйста. Это и не важно, я не отношения сюда строить приехал, но других может взбаломутить, – точнее, вполне конкретного “другого”, но Тима об этом не говорит вслух. Тем временем они уже подошли к выходу из корпуса, чтобы отправиться собирать детей на ужин. К слову, Тима был полностью солидарен с Сорой – его желудок тихо, но голодно булькнул.

Отчего-то от дружеских братских объятий становится спокойнее – Тима чувствует себя хоть чуточку менее одиноким. Едва ли он мог предположить, что когда-нибудь у него удастся закорефаниться с такой звездой, у которой наверняка куча кнопок от Ютуба, дорогущие контракты и жизнь, в которой он ни в чём себе не отказывает. По крайней мере, так оно выглядело со стороны, а как на самом деле – может, Сора как-нибудь расскажет, открывшись Тиме ещё чуточку больше, ведь наверняка тот факт, что Соре нельзя иметь тех отношений, которых он по-настоящему желает, лишь верхушка айсберга. Как же тяжела медийная жизнь…
[indent] – О, обаяние у тебя и правда охрененное, за тобой девчонки как пчёлы за цветком летали. Ты классный, – посмеивается Тима, приобнимая товарища поперёк груди, возвращая этот лёгкий и ни к чему не обязывающий жест. Сора красивый – если точнее, очень красивый – но почему-то Тимофей не видел в нём кого-то для себя большего, чем приятеля и, может, даже хорошего друга в будущем. Ну надо же, и откуда столько надежд – неужели, именно удивительная возможность, какую ему подарил Танат Булатович, окрылила его и хоть немного осветила его мир, давненько потерявший краски?
[indent] Когда они в приподнятом настроении оказываются в здании столовой, Руслан их как будто уже поджидает. Тима не может понять, откуда внутри него появилось это чуть заметное, такое лёгкое и неуловимое, но щекотливое чувство по отношению к парню – ему никогда не нравились подобные ребята, слишком смурные, слишком нетактичные, слишком склонные к деспотизму, однако, в Руслане ощущается искреннее желание заниматься своей работой. Он делает это всё не из садизма – хоть когда Сора отчитывается перед старшим вожатым, кажется, что именно оно мелькает на его лице, но Тиме в это в это верить не хочется – и, тем не менее, небольшой табун мурашек пробежался по его хребту. Вот только не хватало втюриться в него, ещё и в самом начале смены!
[indent] – Спасибо, что помог, – наверное, немного неловко и даже неуместно поблагодарил Руслана Тима за то что тот собрал всех ребят без них, точнее, без него, поскольку Сора занимается медийной стороной лагерных событий и с него отчасти взятки гладки. Парень хмыкает и идёт за едой и когда он оказывается вне зоны слышимости, то обращается уже к Соре.
[indent] – И тебе спасибо. Ловко ты его с яростного комбо сбил, – кривовато улыбается Тима, думая, что он так не умеет – он подобных типов, скорее, наоборот раздражает, это Тима заметил, но чем именно раздражает – доподлинно ему не известно.
[indent] – Свести?.. – как-то совсем жалобно севшим голосом переспрашивает Тима, когда они оба оказываются у стойки с раздачей еды. Что-то внутри обиженно, хоть и негромко, запротестовало – нет-нет-нет, ему подобный расклад не нравится, но парень старается заткнуть эту эмоцию; почему-то ему не очень хотелось, чтобы о наличии у него даже небольших, но симпатий к Церберу кто-то знал.
[indent] – У меня его вообще не было… – совсем глухо признаётся Тима и почему-то сразу же скашивает взгляд на Руслана. У него-то от девчонок, наверняка, отбоя нет, те же малолетки вон как вьются – к Тиме тоже подкатывали, хоть и нечасто, но пока ни с одним из парней не хотелось даже близко строить отношения, и всё общение ограничивалось лишь поцелуями в тенях поздно вечером у подъезда, чтобы никто не увидел. Отсюда в нём и укоренилась мысль о своей асексуальности, однако, Руслан рискует стать для Тимофея особенным. Парень тяжело вздыхает, принимая тарелку из рук молодой девчонки в фартуке и с сеточкой на голове и думая, что хочет поскорее уже добраться до ларька и пригубить пива прямо из горла. Они с Сорой уминают свой ужин в тишине – оба, видать, проголодались как волки – чтобы после с новыми силами отвести детей в корпус и пойти за алкоголем. Глядя на Тоню и чувствуя новый прилив радости, парень думает, что сообщит ему невероятную новость чуть позже.