Прелестное создание исчезает, растворяясь в ночи, будто его тут и не было – и на этот раз Отэктэй не успевает сделать ничего, чтобы остановить безымянного демона-они и задержать ещё хотя бы ненадолго. Он пытается отыскать причину таким чувствам, ненадолго запуская когтистую руку в нутро своей души, точно этрусский гаруспик, перебирая шматки осклизлого мяса и поросших чернёным железом костных облмков, но не находит молниеносно никаких ответов на свои фундаментальные вопросы, а потому сдаётся, толком не начав. Какая, собственно, разница, отчего этот демон, в последний момент вдруг продемонстрировавший свою противоречивую юность и неопытность в поведении, так запал ему в душу, отпечатался своим неповторимым, порванным образом на подкорке, как клеймо, что Отто до сих пор может видеть перед собой каждую его черту, стоит просто прикрыть раскосые хищные глаза. Может, на свежую голову ему лучше дастся расшифровка собственной души и моральных потребностей – в конце концов, будь он таким холодным ублюдком, каким видел самого себя, стал бы он так отчаянно и рьяно вынюхивать Бетмору, слоняясь от столетия к столетию по странам и континентам? Он вдруг ранится о самого себя, понимая, что невзирая на всю глупость этого дитя и всю его далёкость от идеального образа Индеха, что стал для Отэктэя новым отцом, Отто всё же его любит и не хочет, чтобы тот страдал и дальше. А потому не отступится от идеи хотя бы раз встретиться с мальчиком, позволить вспомнить себя, поговорить.
[indent] Демон сказал, что всё это ради Зу и что Отто ему совсем не нравится. Вендиго с лёгкой грустью ухмыляется – он и не надеялся понравиться с первого взгляда, но всё же чувствовал, что Тёмное Солнце, наконец, теперь не является в этой истории центральной фигурой, вокруг которой крутится вся доступная астрофизикам система. Или ему хотелось в это верить и самому, наконец, расправить плечи, тоже осознавая, насколько он может быть важен – хоть кому-то. От подобной сентиментальщины Отэктэй ухмыляется, принимая свою человеческую форму окончательно – ступни гулко и легко шлёпают по бетонному шершавому полу, когда он подходит к окровавленной тряпочке, вырванной из плеча демона вместе с куском мышцы. Мышцы, которую он откусил филигранно, не задев важных нервов и сухожилий – всё-таки, он хирург, а не коновал. Отто присаживается, поднимая тряпицу, напитанную кровью и его собственной слюной, и втягивает дрожащими ноздрями аромат, громко сглатывая, отчего кадык на шее спешно гульнул.
[indent] – Не некрофил, говоришь?.. – усмехается он, поднося кусок ткани к губам, – какая жалость… А вот я – да, – и широко проводит языком по ткани, тихонько постанывая от удовольствия. В желудке заурчало – очевидно, ему было слишком мало того, что удалось отхватить, но также Отэктэй понимает, что он не хочет просто так сожрать это создание. Он хочет покорить его, хочет увидеть восхищённый взгляд, хочет, чтобы демон назвал своё имя и добровольно подставил себя, раскрывая свои одежды и позволяя насладиться собой. Отэктэй хочет его себе, но между тем прекрасно понимает, что борьба за все свои желания не будет лёгкой – как никогда не был лёгким поиск Бетморы, чьё имя теперь укладывается в ласковое короткое Зу. Интересно, хоть кто-нибудь гладит его по волосам и позволяет расслабиться в своих объятиях?
[indent] Возбуждение в штанах крепчает. Отто усмехается, стискивая тряпицу в кулаке, и отходит к выходу, чтобы закрыть дверь на внутренний засов. В ближайшее время он не намеревался никого пускать, даже если постучится сам верховный творец – усаживаясь на пол там, где чернела лужа остывающей демонической крови, он расстёгивает пуговицу и ширинку на рабочих джинсах, приспускает бельё и, уложив на ладонь окровавленный лоскут, берёт себя в кулак и дробно выдыхает, делая первое плавное движение вверх-вниз.
[indent] Его ночь была на исходе, но что-то подсказывает Отто, что это всё – только лишь начало.

Отредактировано Torkel Kittelsen (22.01.2023 22:34:15)

Это было похоже на хирургическую операцию по сборке осколочного перелома, но даже врачи не были столь же аккуратны со своими пациентами, как был аккуратен с осколками сломанной деревянной маски Отэктэй. Собирая кусочек за кусочком, он неслышно ругал себя за излишнюю импульсивность – выделка древесины была, действительно, на редкость мастерской, и будь он “отцом” такой маски, у него бы наверняка что-то ёкнуло в сердце, когда это произведение было бы варварски раскрошено на куски. Он много раз искренне приносил извинения и дереву, которое покалечил зря, и мастеру, труд чьих рук был как будто бы потрачен впустую, и тому, у кого он эту маску отнял – особенно ему. Под направленным светом в своей более-менее приличной квартире всё свободное время он посвящал тому, чтобы кусочек за кусочком восстанавливать разбитое произведение искусства, прокладывая тонкие, но заметные слои прозрачного эпоксидного клея, восстанавливая душу маски заново, тем не менее, не игнорируя нанесённые ей шрамы.
[indent] Он слышал, что японцы придают разбитым вещам особенное значение и не торопятся их выбрасывать – вместо этого трепетно склеивают заново, прокладывая места разломов сусальным золотом. Достать эту деталь было непросто, но упорство, средства, заслуженный авторитет и нужные связи творят чудеса – и вот, под лучом мощной лампы, сквозь линзы увеличительных очков часовщика, он наносит последние штрихи, укладывая пушистой соболиной кистью золотое напыление в места разломов. Поднимает громоздкую конструкцию из диоптрий на лоб – в глазах ещё некоторое время всё рябит и плывёт, но дискомфорт быстро отступает – и Отто внимательно и придирчиво вглядывается в результат, вытянув его на руке подальше от себя. На его скромный взгляд, вышло неплохо – вот только понравится ли тому, ради которого было выложено столько усилий? Да и примут ли этот его жест? Ведь демон не пожелал лично снова встретиться с Отэктэем и почему-то это понимание заставляло ледяное сердце покрываться морозными иглами, направленными внутрь.
[indent] Уложив маску в кроваво-красную коробку и перевязав серебристо-белой лентой – такое сочетание напомнило Отэктэю о цвете глаз так и назвавшего своё имя демона – он поднялся со своего места, кинув беглый взгляд на часы. Пора приводить себя в порядок, одна только процедура по плетению кос и устраиванию в них перьев в нужном количестве и положении занимает немало времени – когда-то невообразимо давно с этим ему помогал ещё совсем маленький Бетмора, чьи рожки едва ли достигали длины семи дюймов, но об этих временах ему остались лишь смазанные, похожие на сон воспоминания. Улыбнувшись мягко и грустно своим мыслям, мужчина подошёл к шкафу, в котором хранились его дорогие и совершенно уникальные одежды – если не считать чёрных пиджаков и рубашек с воротниками-стойками, которые, впрочем, тоже были сшиты ему по фигуре. В который раз с сомнением осмотрев свой гардероб, он снимает с вешалки тяжёлые составные вещи – впервые ему намеренно хотелось произвести впечатление.

***

Запах выдал демона ещё днём ранее. Отто не смог сидеть на месте, когда получил записку, и решил выведать, где бы он мог найти демона прежде, чем состоится аудиенция, по итогу которой будет решено, покинет Отто страну один или вместе с ребёнком. Он понимал, что у него нет объективных причин и дальше тут задерживаться и портить своим присутствием чужие планы и настроение – а если Зу его не вспомнит, то это до кучи наверняка разобьёт и ему сердце, а потому перед этим он бы хотел ещё хотя бы немного побыть рядом с демоном, который завладел его сознанием и никак не желал его покидать. Отэктэя страшит мысль о том, что он не покинет его голову ещё очень долго, но старается об этом не думать, а попробовать пожить короткими целями, направленными на получение удовольствия, даже если после него последует жуткое похмелье. И какова же была его радость, когда он узнал о премьере в театре кабуки, вдогонку к чему его озарило понимание – тот светлый женский образ, исполненный юношей, был за авторством того самого демона, которого вендиго смог попробовать на вкус. Отчего-то душа его в это мгновение наполняется особенным вдохновением и верой в то, что всё не так пессимистично, как вечно рисует ему его прагматичный ум, хотя достойных объяснений, а почему, собственно, всё должно закончиться хорошо, он подобрать не может.
[indent] На премьеру он заявляется в чёрном приталенном пиджаке, под которым была такая же чёрная и идеально подходящая в тон рубашка с затянутым у шеи галстуком боло, что было вполне привычно для обывателей, но ниже пояса, под чёрным кожаным ремнём, вниз струилась тяжёлым шерстяным полотном юбка с бахромой по краям, передний отрез был чуть короче заднего, отчего можно было увидеть пристяжные штанины из тонкой хорошо выделанной замши, которые тесёмками крепились к спрятанному под одеждой более тонкому поясу. Волосы традиционно заплетены в три косы, в ушах блестели серебром тяжёлые серьги-диски без каких-либо узоров, напоминающие два маленьких зеркала, а в ту косу, что змеилась у затылка, было вплетено два пера чёрного кондора.
[indent] Выступление пролетело, точно один миг, и он, кажется, даже не мог отвести свой взгляд от тонкого, пропитанного нежной меланхолией образа, который демон создал на сцене – так непохоже на то, что он видел при личном столкновении, но Отэктэй думает, что ему нравится всякий из образов, какой ему довелось увидеть. Как будто он смотрит сквозь грим, сквозь красивые одежды, даже сквозь плоть, погружаясь с головой в невыразимую, дикую и необузданную силу чужого непокорённого духа. Многогранное совершенство, для которого на его руках благоухали заранее купленные чёрные розы рядом с той самой коробкой, в которой покоилась маска. И как только было объявлено окончательное завершение выступление, а актёры больше не обещали выйти на сцену, Отто, как заворожённый, идёт ровной выправленной походкой, держа плечи широко расправленными, туда, куда его вёл волшебный сладкий запах чужой крови, бьющейся в тугих жилах.
[indent] Занеся кулак для стука, он ещё некоторое время так и стоит в нерешительности – секунду, минуту, час, он не знает – втягивает сквозь широко раздувшиеся ноздри воздух и, всё-таки, стучит.
[indent] Сначала кажется, что ему не ответят, и он хочет совсем невежливо постучаться снова, но вдруг из-за двери слышится приглушённое “Секунду”. Выжидает, как и было сказано, секунду, и когда дверь перед ним распахивается, он не может сдержать лёгкой ласковой улыбки, глядя на совершенно иной, но такой очаровательный образ дикого хищника, что также отведал его крови – вдоль боков до сих пор белели полосы тонких шрамов.
[indent] – Здравствуйте, – ровным баритоном здоровается Отэктэй и позволяет себе заминку для вдоха и подбора новых слов, которые как назло все улетучились из его сознания.
[indent] – В прошлый раз я позволил себе лишнего, поведя себя недостойно. Хотел бы принести свои извинения и… – он вдруг сглатывает, впервые за тысячи лет ощущая себя неопытным мальчишкой, – сказать, что вы сегодня были блистательны.
[indent] И всё же, он старательно держит лицо, ожидая, когда ему смогут что-то ответить – по всей видимости, демон не ожидал никаких гостей и собирался отдохнуть, однако, вендиго позволяет себе очередную глупость и не оставляет актёра и убийцу в заслуженном покое.

Прыжок в его объятия с разбега Отэктэй и не ожидал. Ему сложно сказать, чего вообще он ожидал от такой, очевидно, яркой, переменчивой и неоднозначной фигуры, что явилась к нему на рабочее место в самый разгар ночной жизни фавелы. В вопросах любви, ухаживаний и трепетных чувств, когда они напрямую касались самого Отто, он был несколько неловок – он знал, как и чем очаровать человеческих особей, однако, столь деликатное взаимодействие со сверхъестественной сущностью было для него в новинку; да и не стоит забывать, что Отто, между прочим, неплохо потрепал его, попробовав на зуб. Было ли ему жаль? Отчасти – да, та интеллигентная часть, возвышенно прохладная и дистанцирующаяся от всего окружения, как это было характерно для всей его североамериканской недоверчивой породы, говорила ему, что после такого впору было бы ожидать удара этим самым букетом по морде и погоняния прочь взашей. С другой стороны, если бы не этот терпкий вкус, не аромат крови, который густо теперь пропитал бетон там, где пролилась демоническая кровь, то кто знает, стала бы эта фигура, что возникла перед Отто в дверном проёме, точно вышла из тумана, таким наваждением, от которого невозможно откреститься даже во сне.
[indent] Молодой мужчина отчего-то прячет половину своего лица за волосами, романтично вьющимися светлыми прядями – Отто думает, что ему не стоит ничего прятать, напротив, демонстрировать с гордостью, однако, ничего не говорит, лишь выжидательно переводит дух, следя за реакцией демона. В воздухе пляшет не то его волнение, не то волнение Отэктэя, и он коротко мигает, а губы слегка вздрагивают в едва заметной вежливой улыбке, которая для многих веяла могильным беспристрастным холодом. Но только этому демону, чьё имя он смог разглядеть на афише театра, она была адресована со всеми теми крупицами тепла, на которые вендиго вообще был способен в моменты, когда он снова затягивал себя в корсет идеальной, почти воинской выправки. Коренные Северной Америки Не смеются и не улыбаются – отчего-то вечно смурное, печальное, иногда рассерженное выражение лица стало их визитной карточкой; хотя, может, просто дело в специфическом строении черепа?
[indent] – Может, и так, – чуть склонив голову набок, слегка пожимает плечами Отто в ответ на вопрос о поклоннике. Вендиго уж точно не первый такой у Сакураги Рю, кто караулит его возле двери в гримёрку с подарками и красивыми словами – а что предложить ещё, он пока что не знает. Надеется лишь, что сможет выделиться на общем фоне той массы поклонников, какая могла задаривать его цветами и до сегодняшнего вечера, и, наверняка, после.
[indent] – Я хотел принести свои извинения за доставленные… Неудобства, – взгляд падает к обнажившемуся острому плечу, белой косточкой сверкнувшей из-за ворота сценического костюма, и на мгновение во взгляде вендиго мелькнула короткая звериная и голодная искра – он видит след, который оставили его зубы, на фоне множества прочих существ не отличающиеся ничем, кроме своей остроты. Неужели, нанёс настолько серьёзный ущерб?
[indent] – И к тому же… Послезавтра меня уже здесь может не быть, завтрашняя аудиенция решит исход моего пребывания здесь, а потому… – он делает короткий шажок навстречу, оказываясь к демону совсем близко – почти как в ту ночь их самой первой встречи.
[indent] – Я хотел увидеть вас. И хотя бы назваться, – он вдруг слегка отводит взгляд, спотыкаясь об очередное воспоминание о своей невежливости.
[indent] – Моё человеческое имя – Отэктэй Увати, но вы можете звать меня просто Отто, – он делает глубокий вдох слегка приоткрыв губы, и ловит своим взглядом взгляд напротив, адресованный ему немного свысока.

Наверное, произнесённые вслух надменные слова могли бы с кого угодно сбить всю спесь. Ввести в острое замешательство, заставить покраснеть и безмолвно сбежать – кого угодно, но только не Отэктэя. Ни единый мускул не вздрагивает на его точёном и чуть прохладном лице, лишь похрустывают в пальцах стебли благоухающего букета чёрных роз, головками покоящихся у него на локте. Он коротко задерживает дыхание, выжидает короткую, почти театральную паузу, хотя ответы на ворох испытующих вопросов рождаются моментально – и, в конце концов, щурится в ответ, как будто пытается проколоть чужой зрачок и соскоблить истину с сетчатки красивого лисьего глаза.
[indent] – Глупо отрицать, что вы красивы и что тем самым вызываете у меня определённый интерес, – начинает он и голос его слегка потрескивает от студёного флёра – кажется, с его губ даже сорвалось облачко заиндевевшего тумана, какой мог выдыхать прежде его колдовской народ.
[indent] – Хотел бы я с вами переспать? Вполне. Является ли это целью моего к вам сегодняшнего визита? Нет, – колко отрезает он последним словом свою ровную речь и как будто в подтверждение полной серьёзности своих намерений безапелляционно вручает букет в чужие руки, пока коробку с маской держит на раскрытой ладони на уровне своего пояса. С одной стороны, у этого молодого мужчины полно поводов подозревать Отто исключительно в целях, направленных на утоления голода разной степени низости – в мире полно негодяев, желающих только забирать и пользовать, и красивые утончённые создания чаще всего страдают от ран, нанесённых таким поведением. С другой стороны, Отэктэй бы соврал, если бы сказал, что его подобное отношение не задело – ведь он не простой смертный и в штанах у него не стоит колом на каждого, чьё плечо ему доведётся немного пожевать. Ему нравится сила, ему нравится стихия, он смотрит с восхищением даже тогда, когда не может прикоснуться и почувствовать на вкус – и он даже не пытается коснуться, стоя всего в нескольких дюймах от высокой тонкой фигуры, сотканной из звёздного света.
[indent] – Я бы вас сравнил с эпицентром грозы, – несколько деловито продолжает Отто, пряча обе руки вместе с коробкой за спину, – удивительное явление, вспышка, отпечатывающаяся в памяти, однако, всегда есть высокий шанс попасть под удар и погибнуть. Тем природа и прекрасна, – рассуждает он, чувствуя лёгкую сухость в горле, отчего голос его слегка першит. Не знает, насколько его слова, звучащие высокопарно во внешнем мире, но являющиеся обычными фигурами речи в его коренной изолированной культуре, впечатлят Сакуру, но надеется, что демон сможет почувствовать глубинную искренность, какую вендиго вкладывает в каждый оборот.

Люди его племени дышат морозом, когда их ледяные сердца бьются чаще. Из-за их неизвестности, безымянности никто даже понятия не имеет, что они из себя представляли, на что были способны и чем жили, но их губы леденели, когда душа клокотала от избытка чувств, а долины гигантов-секвой заволакивало вымороженным туманом – это всегда был дурной знак приближения войны с племенем льдистых колдунов. Они нечасто переговаривались вслух, и хоть память Отэктэя изменяла ему, не показывая о прошедших временах ничего, кроме белых пятен, он всё же испытывает периодическую тоску по безмолвному диалогу в чьей-то компании. И когда он находится рядом с этим прекрасным недоступным демоном, Отто как никогда остро ощущает этот укол печали и одиночества – особенно сейчас, когда его так очевидно и жестоко отталкивают. Впрочем, он не из тех, чьё нутро мягкое и податливое – он, скорее, как кварцевая жеода, снаружи похожая на неприметный камень, однако, внутри имеющая ощетинившийся клад из переливающихся острых кристаллов. Как бы его ни пытались уязвить и отправить восвояси, он так просто не отступится – по крайней мере, пока не узнает причину, по которой его так не хотят видеть.
[indent] Теперь демон не столь открыт, каким был при их первой встрече, когда каждый из них никак не отступался от своего, и дышал взаимным возбуждением от пролившейся крови и жажды славной битвы. Более того, невзирая на свой облик, тот как будто крепче облачился в непроницаемый доспех, сквозь который не пробивается ни единого луча света от адского пламени. Но Отто видел это пламя, он противопоставил ему свой обжигающий мороз, и коробку за спину убрал лишь потому, что рассчитывал на детский непосредственный интерес молодого мужчины, для которого этот подарок предназначался – оставлять маску себе вендиго всё равно не намеревался, хоть и очень сильно хотелось заиметь подобный редкий артефакт, несущий для него не общекультурную, но и персональную, духовную ценность. Как память о том, что он всё ещё дышит и всё ещё жив.
[indent] – Да вы – романтик, – надменно подкалывает демон своей усмешкой.
[indent] – Я – metee-kolen-ol. И мы не бросаем слов на ветер, – многообещающе улыбается в ответ Отэктэй, чуть сверкнув двумя немного выступающими парами клыков. Он ещё немного приближается, собираясь шёпотом добавить что-то Они на ухо – так, чтобы слышать мог только он – но его прерывает суетливая возня, приближающаяся к гримёрке по коридору и будто вовсе выросшая из-под земли. На долю мгновения хищно ощерившись, отчего его лицо, повернувшееся в профиль к господину Сакураги, едва заметно обрело черты его истинного облика, чтобы тут же снова стать человеческим, Отто всё же берёт себя в руки и отступает от демона на полшага. Он чувствует, что ходячий цветочный куст, возникший перед ними, также был из сверхъестественной когорты, правда, высота его голоса была обратно пропорциональна высоте его статуса – зарываясь на древнего и единственного в своём роде вендиго, бесёнок явно не ощущал всей вероятной опасности, какую нёс в себе гость их театра.
[indent] – Господин Сакураги прав, я здесь совсем по иному вопросу, – не показывая никакой реакции на сказанное, ровным голосом вторит словам демона Отто, а после приседает, собирая с пола те цветы, что коротышка не смог удержать, – позвольте, я помогу. Вы можете быть свободны.
[indent] Голос хозяйский и уверенный, будто Отэктэй не просто хозяин этого театра, но, по меньшей мере, всего этого города. Наверное, это была бы интересная авантюра, захватить власть над фавелами – для того, кто живёт не одну тысячу лет, не более, чем забавное приключение – но эта идея быстро улетучивается из его головы, когда демонёнок пытается протестовать и показать, кто на самом деле здесь имеет вес. И тогда Отто коротко рычит, выдыхая облако инея в забавное личико маленького японца, а после широко улыбается плотоядным оскалом.
[indent] – Вы. Можете. Быть. Свободны, – Отэктэй почти силком забирает у него оставшиеся цветы на одну руку, в другой держа подарок, и поднимается в полный рост, снова озвучивая свои намерения, – я помогу.
[indent] Взглядом он сталкивается с господином Сакураги – смотрит внимательно, пытаясь прощупать всё мягкое нутро этой внезапно приоткрывшейся раковины и понять, что чувствует сам на тему того, что только что услышал. Значит, принимает клиентов после выступлений? Он даёт этому знанию настояться около секунды, выискивая в себе хоть какие-то чувства, которые воспротивятся подобному факту, но решительно ничего не находит и слегка вскидывает подбородок, расправляя плечи.
[indent] – Нет. Я никуда не ухожу.
[indent] И делает смелый шаг навстречу, намереваясь мягко подвинуть демона и пройти в его гримёрную – нередко он позволяет себе подобную пробивную наглость, но Отэктэй и не вампир, чтобы просить приглашения. По крайней мере, не в данной ситуации.
[dice=1936-120]

Похоже, ситуация набирает такой оборот, что расшаркивания и уговоры тут излишни. Не глядя на дышавшего ему в пупок демонёнка, Отто фривольно скидывает всю забранную охапку цветов обратно на смешное создание и щёлкает пальцами, чтобы после указать на вход в гримёрную – и, чтобы пресечь любые попытки маленького Они протестовать, выпускает на эти мгновения иглы когтей. Даже если его не собираются послушаться прямо сейчас, он обеспечит выполнение поставленной задачи – его племя никогда не любило разбрасываться словами, а повторять что-то дважды так и вовсе ненавидело. Похоже, это пристрастие к взвешиванию каждого произнесённого вслух слова передалось ему с молоком матери.
[indent] – Господин Сакураги, постойте, – настойчиво окликивает он удаляющегося молодого мужчину, и если бы не возникший в груди острый дух противоречия, он мог бы даже позабавиться от увиденной картины и сочетаемости несочетаемого в одном образе – как очарователен этот демон вне сценического утончённого образа. Но Отто лишь в несколько широких беззвучных шагов сокращает расстояние между ними и успевает мягко схватить Они за острый локоть и хоть совсем не грубо, но требовательно развернуть так понравившегося ему парня к себе лицом. От разворота волосы на спрятанной половине лиц слегка покачнулись и Отэктэй смог увидеть, что там маска грима отсутствовала.
[indent] – Я могу уйти. Но я обязательно вернусь, когда пыль уляжется, – что в переводе с коренного “через пятнадцать минут”, – и прежде, чем я это сделаю, прошу, примите это. В знак моего к вам уважения как к достойному противнику.
[indent] Коробку с маской он всё же протягивает, аккуратно беря утончённое запястье руки, прежде придерживавшей полы кимоно, и заглядывает в глаза демона. Голос его тих настолько, что отбрыкивающийся и плюющийся лепестками цветов демонёнок едва ли смог бы его услышать – тем лучше, может, на этот раз никакого внезапного патруля возле дверей в гримёрную уже не будет и Отэктэю ничто и никто не помешает побыть с Сакураги Рю наедине. Отто подносит его кисть к своим губам, коротко целуя среднюю костяшку, и устраивает на руке свой подарок – чтобы после обогнуть молодого мужчину и отправиться уже самому к выходу, не обернувшись напоследок; он ведь совершенно точно собирается вернуться и от него не убегут, как бы не старались.
[dice=25168-120]

Отредактировано Torkel Kittelsen (24.01.2023 14:59:34)

Улица встречает лёгким ветерком и первыми голубыми сумерками – Отто вдыхает полной грудью, оглядываясь по сторонам на всё, что может предложить ему туристическая улица, и чувствует, как в голове немного свежеет. Сердце постепенно замедляет свой бег, практически смолкая – так странно, а ведь рядом с демоном оно было готово вот-вот выпрыгнуть из груди. Мужчина улыбается этим мыслям, находя всё, что с ним происходит, безмерно очаровательным – он уже не может дождаться, когда обещанные пятнадцать минут уединения для Рю пролетят и позволят Отэктэю снова переступить порог театра. Он поднимает взгляд к фонарному столбу, который скоро загорится лампочкой, и цепляется взглядом за приваренные часы, фиксируя взглядом время – это место так отличается от фавелы, уж там-то этот циферблат давным-давно разбили, а детали растащили те, у кого была бы стремянка или плечи готового на всякий разбой товарища. Ему здесь, определённо, нравится, Отто даже почти не замечает задерживающиеся на нём взгляды прохожих, которые, наверняка, подобного человека видели только в книжках или на экранах телевизоров в очередном спагетти-вестерне. Но ему самому в данную минуту хотелось лишь одного конкретного взгляда, направленного на него – прохладного, самоуверенного, немного пренебрежительного, за которым, наверняка, кроется намного больше чувств, чем было показано напрямую.
[indent] Отэктэй прогуливается, никуда не торопясь. Уходить слишком далеко он не хотел, а его очень быстрая манера ходьбы могла завести его в совершенно неожиданные и далёкие от театра места, оттого мужчина крайне внимателен и старается посвятить своё внимание всему, что может предложить ему местный колорит. Туристическая улица постепенно погружается в фонарную и витринную яркость, но людей меньше не становится – тем лучше. Мыслями Отто непоседлив, скачет то от отвлечённого разглядывания сувенирного магазинчика к предположениям, чем сейчас занят демон-они, и понравилась ли ему работа вендиго, проведённая над маской. Проделывая по туристической улице второй вдумчивый прогулочный круг, Отто поднимает взгляд на часы – как раз достаточно времени, чтобы зайти в винную лавку. Сам он не то что бы много выпивал, но для грядущей встречи, как ему кажется, лучше запастись хорошим и терпким вином – может, так им обоим удастся легче расслабиться в компании друг друга. Хотя Отто надеялся, что одиночество и передышка от его общества позволят демону почувствовать себя лучше.
[indent] В магазине он приобретает чилийское сухое красное вино, как ему сказал и продавец, и ценник на товаре – отличный карменер в нетривиальной бутылке, немного сужающейся книзу. Уложив чуть булькнувшую, завёрнутую в бумагу бутылку на локоть, он поспешил вернуться в театр – благо, двери ещё не были закрыты. Старается шагать очень тихо, мягкие кожаные туфли не стучат даже каблуками, когда Отэктэй оказывается в очередной раз за вечер напротив двери в ту самую гримёрную, куда его отказались пустить. Получится ли на этот раз?
[indent] Подняв вверх кисть, мужчина пару раз мягко постучался в дверь костяшкой указательного пальца.

На жёстко очерченных губах появляется нехарактерная для Отто мягкая улыбка. Дверь распахивается довольно быстро и ему приятно, что от него не попытались спрятаться, сделав вид, что никого уже нет дома – если бы нечто такое произошло, то мужчина либо вломился бы в гримёрную сам, либо разбил бы под дверями лагерь и в ультимативном порядке объявил бы голодовку. Почему-то ему даже в голову не приходит, что у всех его стараний нет смысла – может, они с прекрасным демоном больше никогда не встретятся и сегодняшний вечер, обещавший быть, по меньшей мере, интригующим и непредсказуемым, будет для них первым и последним, но Отэктэй уже пошёл на риск быть растоптанным своими же чувствами; он сдаётся, принимая, что ничего не может с собой поделать.
Он грезил об этой встрече, как неопытный юнец, едва-едва ставший настоящим рыцарем – нутром завладел несвойственный Отто романтизм, который рос в геометрической прогрессии, сплетаясь с ярким колоритом его исконного происхождения. Коренные жители Северной Америки часто говорили, по мнению белых, или загадками, или не говорили вовсе, что неизменно производило неизгладимое впечатление на тех людей, для которых всё, что не было облачено в чёткие конкретные слова, не существовало вовсе. Но с этим демоном-они ему хочется говорить, вкладывая в свои слова всевозможные переливающиеся и поэтичные смыслы – в его культуре даже слова обладали своей душой.
[indent] – Если я сказал, что вернусь, значит – я вернусь, – утвердительно кивнул Отэктэй, чуть прищурив глаза и сверкнув ими хитро слегка исподлобья, пока выдерживал взгляд Сакуры. Он выглядел совсем иначе, вернувшись во времени назад в будущее – другой силуэт, другой цвет, форма, всё другое, однако, даже так вендиго остро ощущает, что перед ним стоял тот самый демон, какой заявился к нему три ночи назад. И не важно, в каком облике он мог предстать – нутро всегда было одно, терпкое, манящее и недоступное, хоть и было так дразняще близко.
[indent] Приняв беззвучное приглашение, он проходит в гримёрную, которую уже неоднократно брал штурмом, и в которую, тем не менее, смог попасть только тогда, когда её хозяин позволил этому случиться. Отто оглядывается вокруг, мягко улыбаясь обстановке, наполненной светом. Его жизнь с приездом в фавелу наполнилась сырой затхлой темнотой, от которой он изо всех сил старался отмыться – чистоплотности ему не занимать, перед выходом на всякий случай снова принял душ – а потому он не без удовольствия пребывал в мягкой обстановке чистоты и приятных запахов. Бросив взгляд на коробку с маской, Отто отмечает, что лента была развязана, а это значит, что Сакура успел взглянуть на его подарок. Улыбнувшись самому себе, обретя размеренно-довольный, как будто даже сытый вид, Отэктэй смотрит на молодого мужчину и зашуршал бумагой, в которую была обёрнута бутылка с вином.
[indent] – Вы пьёте? Заскочил в винную лавку, выбрал красное сухое из Чили – должно быть неплохое. Впрочем, судить только нам, – коротко пожав плечами, всё с той же мягкой, почти мечтательной и безмятежной улыбкой предлагает Отто, демонстрируя демону бутылку. Страшно хочется спросить мнение о маске, но почему-то молчит, всё ещё выдерживая легкую аристократическую дистанцию.
[indent] Ему не очень важно, о чём именно говорить. Ему хочется провести этот вечер рядом с Сакурой, даже если всё это время они будут молчать и просто смотреть друг на друга, время от времени разлучаясь взглядами. У североамериканских коренных была такая странная традиция – без предупреждения заходить в вигвам близкого приятеля, садиться рядом, раскуривая трубку, молча проводить так несколько минут, а, может, и час – зависит от того, о чём двое будут молчать – а после встать и выйти без всяких прощаний, чтобы и дальше жить свою повседневную жизнь. Отэктэй не против воспроизведения подобной необычной традиции, но чего захочет сам демон – вопрос иной.

Отредактировано Torkel Kittelsen (24.01.2023 20:09:01)

Наконец, они улыбаются друг другу – искренне, без попытки уколоть и покидаться друг в друга заигрывающими колкостями, держащими их на расстоянии и не дающими расслабиться, скользя по лезвию ножа. То, что испытывает Отэктэй сейчас, отсылает его к юности и мягкому цветению, когда даже он был нежным тонкокостным подростком, чьё сердечко только-только начинало покрываться инеем. Со временем и он стал хмур и сер, со временем он предал глухому забвению всё, что когда-то делало его живым и сближало с человечеством – он забыл своё данное при рождении имя и что когда-то он мог улыбаться. И вот, глядя на то, как смягчается лицо снежного принца, как теплеет мороз в его лучистом взгляде, Отто внезапно вспоминает – память вскрывает, как черепную коробку консервным ножом, но ему почти не больно.
[indent] Но он знает, что больно будет потом, когда придётся снова обнаруживать в себе то, что делает его таким невыносимо живым. А главным ингредиентом его душевной жизнеспособности будет являться всякое, даже самое мимолётное воспоминание об этом прекрасном и вечно юном демоне. И всё же, он даже не помышляет сбежать, эта мысль не появляется в его голове и на долю мгновения – он с честью примет всё, что ему принесёт это злосчастное “потом”, если его “сейчас” продолжит окутывать его терпкой карамелью со специями. Отэктэй любуется тонкой вытянутой и жилистой фигурой и даже не сразу соображает, что ему сделали комплимент – это заставляет бесшумно посмеяться и первым отвести взгляд.
[indent] – То же самое могу сказать о вас, – возвращает очевидно смущённую любезность Отто, коротко кивнув в знак своей признательности – ему ещё никто не делал персональных комплиментов, самое приятное, что он слышал – это восхищение его расовой принадлежностью от людей с крайне узконаправленными интересами.
[indent] Сакура собрал свои подарки – и от Отто не ускользает тот факт, что из всех цветов он забрал только букет чёрных роз – а ему совершенно неожиданно вручил мотоциклетный шлем. Оглядев полученную вещь, мужчина улыбнулся своему отразившемуся в стекле искажённому лицу, а после снова взглянул на демона.
[indent] – В последний раз я ездил верхом только на коне и было это чуть меньше сотни лет назад. Но надеть это придётся вам, – Отэктэй поворачивает голову, показывая Они чёрные острые и большие перья, вплетённые в затылок и смотрящие вперёд и вниз. Серьги в ушах дробно звякают, когда он снова смотрит на Сакуру.
[indent] – Поехали. С вами – куда угодно, – соглашается он и, ловко обогнув демона, открывает дверь шире, пропуская его вперёд и, таким образом, демонстрируя очередной элемент ухаживания.

Шлем исчезает из его рук также внезапно, как там появляется – Отто на такое изменение ситуации реагирует лишь с очевидным удовольствием. Отчего-то так приятны эти совместные с кем-то милым сердцу сборы, лёгкое и бередящее внутренности чувство неизвестности, заинтригованность вечером, который только вступает в свои права – с ним никогда не случалось подобного романтического флёра. Точнее, он не накатывал волной прибоя в моменты, когда Отэктэй был с кем-то рядом – и не просто с кем-то, а с тем, чьё плечо он безбожно покалечил. Взгляд его падает на излом шва мотоциклетной кожаной куртки, туда, где пряталось плечо, немного искажённое новой отметиной, и задумчивость на долю мгновения заволакивает его прежнее ветреное настроение – отчего же демону не удалось полностью зарастить такое увечье? Была ли в этом вина самого Отто? Однако из нахлынувших на него вороха вопросов его выдёргивает, как из едва-едва захлюпавшей трясины, проникновенный взгляд и мягкий басовитый голос молодого мужчины, скатывающийся в шёпот, от которого мурашки бегут по загривку, а перья, вплетённые в заднюю косу, как будто слегка приподнимаются от этой чуткой телесной реакции.
[indent] – Договорились. Если что-то пойдёт не так – вы позаботитесь о нас обоих, – слегка облизнув собственные чуть обветренные губы, вторит таким же шелестящим полутоном Отто.
[indent] Щелчок ручки, звуки шагов, отразившихся от коридорных стен – демоны никуда не торопятся, ведь у них вся ночь впереди. По крайней мере, Отто надеется, что сможет украсть ночное время суток у Сакуры, как и его самого – хоть ненадолго. Собственническая и поглотительная натура ненасытного духа-каннибала не утихает даже тогда, когда сознание Отто очеловечивается и становится прохладным и сдержанным – а особенно ярко эта животная часть проявляется именно рядом с демоном-они.
[indent] – Смотря в какой. В вашем аду я ещё не бывал, поэтому с удовольствием отправился бы и туда с такой интригующей компанией, – они сталкиваются томными взглядами из-под полуприкрытых век – взгляд Отэктэя, скорее, отдаёт некоторой застарелой грустью из-за специфически нависающих палеоиндейских век, однако, нутро его источает и пускает в кровь лишь волнительные реки сладкого трепета – чёрт возьми, ему и в голову не приходило, что он навязал своему объекту обожания свидание с ним же.
[indent] – Вот значит как… – хмыкает, слегка обнажив приподнявшимся уголком губ две пары острых клыков, – в таком случае, чтобы сожрать меня за все мои грехи, понадобится не одна бесконечность, – смотрит снизу вверх чуть исподлобья, задерживая дыхание, когда демон отводит в сторону выбившуюся прядку волос Отто, а губы сами так и норовят растянуться в глуповатой мальчишеской улыбке, чью счастливую наивность разбили бы в пух и прах опасно выделяющиеся клыки.

Кажется, после лёгкого флирта, основанном на разговорах о путешествиях в ад, в настроении Сакуры мелькнула лёгкая грусть – Отто замечает её, но ничего не говорит, решая, что они, всё-таки, недостаточно близки, чтобы взаимно и открыто говорить на тему своих потаённых печалей. Но ему хочется узнать об этом демоне всё – о его счастье в равной степени, как и о его же горе, а таковое могло быть в жизни того, кто живёт, действительно, очень долго.
[indent] Они выходят в холл, который вовсе не пустовал – там сгрудилась вся труппа, шумно и в явно приподнятом настроении что-то обсуждая, и Сакуру, кажется, это вовсе не обрадовало. Отто проблемы не видит и уже хочет аккуратно взять его под локоть, однако, случается то, чего, по всей видимости, демон и не желал – его окликают, но замирают они оба.
Отто сдвигает выразительные чёрные брови к переносице и всё же скашивает блестящий надменный взгляд на тех, кто осмелился их отвлечь от приятного разговора. Наверняка, немногие понимали истинный оттенок их отношений, а кто-то, напротив, чересчур его сгущал, и Отэктэй хотел уже было подобрать какие-то выразительные слова, или же просто зыркнуть настолько сурово и устрашающе, что особенно впечатлительным грядущей ночью стали бы сниться пьяные кошмары, однако, Сакура опережает его – да ещё как опережает…
[indent] Его голос отзывается ядовитым мёдом, но вдруг Отто чувствует то, чего совсем не ожидал – крепкую ладонь, лёгшую ему на зад, смявшую крепкую мышцу хозяйским демонстративным жестом – моё. И всё бы ничего, если бы под скомкавшими шерстяную ткань традиционной юбки пальцами предмет одежды не сдвинулся настолько, что боковой вырез открыл полоску его красноватой кожи бедра, мелькнувшую между краем нижнего белья и пристяжной замшевой штанины, обтягивающей мускулистую длинную ногу. Похоже, все из труппы это заметили и даже как будто слегка притихли, на что Отто ухмыльнулся и, не найдя больше в зрителях никакого интереса, ровной невозмутимой походкой отправляется восвояси следом за своим милым демоном.
[indent] – Так куда мы едем? Или это сюрприз? – мягко, будто ничего не произошло, говорит Отто, когда они оба оказываются снаружи.

На комплимент Отто ухмыляется и лишь пожимает плечами – задница как задница, ни у кого, кому прежде до неё приходилось так или иначе дотрагиваться, сильных восторгов не возникало, но всё же он чувствует приятное волнение от того, что именно Сакуре понравилось, как крепкая половинка легла ему в ладонь.
[indent] – Ваша ладонь идеально ей подходит. И не стоит извиняться. Это было весело, – с тихим смягчённым задором отвечает Отто и согласно кивает на утверждение парня о необходимости идти немного дальше – раз надо пройтись, так пройдутся, хотя по этой улице ещё совсем недавно Отэктэй намотал пару кругов, выдерживая паузу и позволяя возникшему между ним и Сакурой напряжению разрядиться. И он нисколько не жалеет о сделанном выборе – кажется, им обоим было необходимо было проветрить голову после такого лобового столкновения, наполненного множеством противоречивых чувств. Ему определённо нравится кокетливый задор, плещущийся словно в каждой фразе и движении демона в теле вечно юного и утончённого парня, хотя и его истинный облик внушал определённый жаркий трепет, позволявший леднику в его сердце становиться куда как теплее. Кровавая ледышка пела, отбивая чечётку в груди.
[indent] Вечер, совершенно внезапно разлившийся чернильным сверкающим пятном по туристической улице диаспоры, вызывает уютное размеренное восхищение – или это лишь под воздействием таких эмоций по отношению к демону-они Отэктэй, наконец, открывает в себе способность испытывать радость от простых человеческих вещей? Окунаться глубже в культуру, которая для Сакуры была родной, исследовать с неподдельным интересом, разглядывая то, что он уже не единожды видел, но как будто не оценил по достоинству. И его коротким болезненным уколом вдруг настигает страшная по своей истинной тяжеловесности мысль – как он вообще мог жить подобный суррогат жизни столько сотен лет? Не занимаясь, по сути, ничем полезным, кроме грабежей, убийств, каннибализма и своеобразной врачебной практикой, взглянув на которую даже хвалёный Менгеле мог бы ужаснуться. Всё это меркнет и бледнеет на фоне ламп из рисовой бумаги, которые вдруг напоминают о полу-людской жизни в вигваме, когда он, не будучи ещё Отэктэем, только учился заковывать себя в лёд и управлять незримыми материями.
[indent] И, конечно же, всё предыдущее существование никак не могло сравниться с теми чувствами, какие он испытывает, идя плечом к плечу по шумной живой улице с прекрасным искушающим демоном с Японских островов.
[indent] – Да что вы говорите, – каким-то вдруг севшим голосом отзывается Отто, стоит только его спутнику заговорить о некоем “другом коренном, которого он любит”. Шаг не сбивается, во взгляде не плещется ни грамма ярых эмоций, лишь дыхание дробится на долю мгновения, коротко сотрясая воздух – так, значит, это люди называют ревностью?
[indent] – И из какого народа он? – с лёгкой прохладой вопрошает Отто, но вместо ответа получает панибратский смешливый тычок локтем – и понимание истинного положение вещей приходит к нему тогда, когда они сами с Сакурой приходят к его тому самому коренному. Мужчина вдруг улыбается – очень тепло и мягко, глядя на лихой блестящий бок красивого мотоцикла, отражающего свет окружающего вечернего мира. Волнение, лёгшее на нутро атласной траурной тканью, срывает с сердца, и Отто подходит ближе, переводя взгляд с железного коня на его хозяина – тот был очень горд своим мотоциклом, и это, похоже, у них было взаимно. Отэктэй касается кончиками пальцев головы индейца, чувствуя, какой энергией наполнен этот конь, и растирает её между пальцами, точно у неё была некая осязаемая вещественность.
[indent] – Он прекрасен. Мне ли тягаться с ним, – театрально вздохнув, нарочито прибедняется Отто, и пару раз кивает на всё, что следом говорит ему Сакура.
[indent] – Я подожду вас здесь, побуду с ним. Я слишком давно не общался с кем-то таким же как я, – Отто старательно скрывает сквозящую грусть, но, кажется, от неё никуда не деться – правда в том, что едва ли существует кто-то из ныне живущих, кто разговаривает на его исконном родном языке. Разумеется, он легко освоил языки других родственных групп и большинства народов, населяющих всю территорию континента – у него было достаточно для этого времени – однако, нечто истинно родное для него навсегда было потеряно и это уже не вернуть.
[indent] – Мы будем очень ждать вас. К вашему возвращению, может, выведаю что-то о ваших предпочтениях, – ухмыляется и подмигивает он, отворачивая пиджак и запуская туда руку в поисках своей длинной и утончённой костяной трубки, а также табакерки с хорошим крепким табаком. Привычными быстрыми движениями забивает, прячет коробочку, чтобы достать маленькую железную книжку со спичками, и, закусив кончик трубки губами, раскуривает табак – от света огня его лицо подсвечивается, вдруг обретая истинные хищные черты. Впрочем, ненадолго – дым первой затяжки ненадолго прячет его облик от чужих глаз.

Привалившись спиной к стене и устроив на локте свёрток с винной бутылкой, Отэктэй потягивал трубку, слегка покусывая чубук в глухой задумчивости. Сизая дымка надолго его не окутывает и выдержанный табачный дымок улетучивается в небо причудливыми фигурами – периодически поглядывая на мотоцикл, мужчина, действительно, общался с ним. В каждой вещи, особенно, в личной, заключена особенная сила, а на некоторых живут уникальные духи, и далеко не всякий с радостью относится к тому, чтобы к ним прикасался кто-то кроме их хозяина – но с этим железным диким мустангом, питающимся продуктами нефтепереработки, они, кажется, ладят. Отто нравится чувствовать скопившиеся в этом хромированном железе отголоски страны, в которой он когда-то невообразимо давно появился на свет, будучи немного большим, чем просто человек, но всё ещё не дотягивающим до уровня демонического.
[indent] Этот металл говорил с ним на языке почти не видимых им прерий, он спрашивал больше, чем рассказывал – наверное, таким любопытством обладает любой ребёнок, узнавший, что, на самом деле, он родом из совсем других, чарующих своей недоступностью далёких мест. Отэктэй беззвучно рассказывает, без какого-либо интереса сталкиваясь обращённым в себя взглядом с прохожими – стайки девушек, компании парней, пожилые пары и вереницы туристов, завершавших свою дневную познавательную программу и разбредавшихся по своим отелям. Отчего-то не без грусти Отто размышляет о том, каково это, строить заново свою страну и быт в совершенно другой стране с совсем иным языком и почему никто из его племён этого не сделал – чтобы сохранить хоть что-то и дать возможность прорасти. И, конечно, каково в подобной среде было жить Сакуре, что беспрестанно выглядел весёлым и игривым сорванцом, однако, даже в нём Отто мог ощутить плескавшиеся ноты тихой грусти – и ему хотелось их разгадать, как следует расслышать и, если будет в его силах, помочь. Демон легко может обвести вокруг пальца каждого, ему этого не занимать, однако, Отто убеждался всё сильнее, что в этом прекрасном парне кроется нечто намного более глубокое – нечто такое, что не даёт ему подступиться и оставляет вендиго кружить на грани свои ритуальные танцы.
[indent] Мимо проходит семейная пара с двумя детьми-погодками – мальчиком постарше и девочкой помладше, оба ребёнка были одеты в традиционные костюмы и выглядели весьма умилительно даже для такого закостеневшего циника как Отэктэй. Малыши, обратив на него внимание, вдруг что-то радостно воскликнули и призвали родителей обратить внимание – немного прислушавшись, мужчина, наконец, различает за стеной чудовищного акцента заевшее на повторе “Навахо Джо - Навахо Джо!” Как покраснели лица родителей, понявших, из-за чего весь сыр-бор, можно было увидеть даже в стремительно сгущающихся сумерках, на что Отто кривовато усмехнулся и, взглянув на ребятишек, выдыхает сначала колечко дыма, в которое следом тут же летит маленький дымовой шарик. Взвизгнув от восторга, малышня захлопала в ладоши, а Отто лишь дал безмолвную отмашку их извиняющимся родителям – идите уж, дети есть дети. Пускай думают, что освободившийся от рабства индеец – это не сказки, пока не подрастут.
[indent] Вдруг рядом раздаётся полюбившийся басовитый голос – Отто отлипает от стены, приосанившись, и поднимает взгляд и улыбается одними глазами появившемуся парню; трубка, сделанная из человеческой кости, как раз была почти выкурена. Выдыхая последнюю прозрачную струйку, он дарит улыбку демону и пожимает плечами.
[indent] – Юный дух, живущий в теле этого мотоцикла, показал себя очень любопытным. Но у нашего брата не принято много болтать, это вы точно отметили, – пряча трубку обратно за пазуху, отвечает Отто, и согласно принимает приглашение Сакуры оседлать своё пассажирское место.
[indent] – Это будет моя первая такая поездка, – отмечает Отэктэй, подбирая полы своей юбки и ловко перебрасывая ногу через сидение, отчего внутренние стороны ничем не прикрытых бёдер показываются наружу и их обдаёт приятным холодком. Ему думается, что Сакура, уже занявший своё водительское место не видит этого, однако, ловит на себе неожиданно жгучий взгляд и спешит схватить его, запечатлеть в своей памяти.
[indent] – Вы будете первым, кому я позволю себя везти верхом, – склонившись к уху демона, шепчет вендиго, нырнув ладонью под полы кожаной куртки и коснувшись до чужой талии. А после отклоняется чуть назад, стиснув сидение сильными бёдрами, чувствуя, как мощно идёт по телу вибрация взрыкнувшего двигателя – и мир исчез, превратившись в торнадо, эпицентром которого для Отто стал этот невероятный демон-они.

Даже если ветер и очень хотел, то никак не мог перекричать чужое смятение, которое мрачной густотой забивало Отэктэю ноздри. Он выл, обдавая своей мощью по ушам, стоило им выехать за пределы улицы, на которой частично властвовали пешеходы, но мужчина всё равно как будто мог слышать, как может явственно извиваться ворох разнообразных мыслей в чужой голове. По правде говоря, он и сам не знает, что думать – всё их взаимодействие с демоном так и продолжает строиться на вальсировании в стиле “шаг вперёд и два назад”, и, разумеется, было бы глупо рассчитывать на молниеносное сближение, особенно, когда Отто ясно давали понять, что этого самого сближения, даже мимолётного, ни за что не хотят; и всё-таки, он бы так не стал дарить своё внимание и непривычные для него чувства, если бы не мог ощущать, что у между ними стоит нечто ещё, кроме банального нежелания.
[indent] Пальцы его мягко сжимают чужие бока, без похабного желания пробраться глубже, под одежду, напротив – он вкладывает в эти касания свою уверенность и безмолвное обещание, что всё, что было сказано им ранее, будет неотступно исполнено. Он не извращённый богатый старикан, которому подавай лишь генитальные развлечения, и не юный слюнтяй, которого легко заставить хоть танцевать марсельезу под обещание скорой быстрой ебли – ему нужно вовсе не это. Ветер бьёт в глаза, отчего влага скапливается в уголках под нависшими смуглыми веками и сдувается через край, тут же теряясь в туго заплетённых толстых косах. Перья кондора упруго бьются о воздушные потоки, вспоминая ощущение полёта, и Отто решает позволить и себе то, чего он никогда не умел – полетать. С глыбой льда под рёбрами высоко не взлетишь, но он пользуется ощущением свободы, которое мог почувствовать лишь в юности, когда арканил диких лошадей и загонял в племенной табун, становясь им лучшим другом. Он отнимает ладони от талии Сакуры и слегка разводит их в стороны, ловя пальцами потоки воздуха – должно быть, так себя чувствовал Бетмора, пускаясь в полёт, когда получил от своих светлых северных родственников крепкие крылья.
[indent] Голова пустеет, но на дне всё равно плещется осадок из довольно невесёлых мыслей. Было ли согласие Сакуры провести вместе вечер лишь дипломатическим жестом вежливости? От этой мысли становится неприятно, а у глотке подкатывает колючий ком, который Отто спешит проглотить – сейчас для этого не время, он ещё успеет вдоволь нагореваться по тому, чему, похоже, не суждено свершиться. Узнать бы только причину…
[indent] Поездка подходит к концу неожиданно – когда мотор сбавляет ход, а ветер прекращает бить по жёсткому лицу и барабанным перепонкам, Отто опирается чуть покалывающими от холода пальцами в сидение за своей спиной, оглядываясь на живописный вид, какой открывался со специально оборудованной смотровой площадки. Только асфальт говорил о приложенной к этому месту человеческой руки, во всём остальном – дикий необузданный край, напоминавший о рассказах о канувшей в лету империи инков. Отто молча слезает с байка, устремив свой взор к морю, глядя за вспыхивающий лиловой полосой горизонт – брови чуть хмурятся, а взгляд обращается в себя.
[indent] – Красиво, – только и говорит он, заворожённо и как будто даже с опаской вглядываясь вдаль – точно боялся вновь увидеть вставшие на якорь корабли с алыми крестами на раздувшихся парусах.
[indent] – Часто вы сюда приезжаете? – только и спрашивает он, подходя чуть ближе к краю. Слова о скором отъезде заставляют его губы кисло искривиться – и хоть в сказанное не стоило вкладывать двойных смыслов, отчего-то нутро снова кольнуло мыслью, что этот демон хочет, чтобы Отто поскорее исчез, будто его и не было.
[indent] – Может, позже. В конце концов, я хотел побыть с вами в первую очередь, а океан… – он коротко качает головой, будто не верил даже самому себе.
[indent] – Океан пока подождёт.
[indent] Как и весь остальной мир и все те чувства, которые борются во внезапно размякшем нутре вендиго за первенство. Хочется добавить что-то ещё, вывести их пляску, построенную на недомолвках, на более откровенный уровень, однако, мужчина не думает, что сейчас был хороший момент – лучше, наверное, открыть вино.
[indent] – Ах, Иш-Таб… О бокалах я не позаботился, – шикнув на самого себя, с досадой вдруг говорит Отто и оглядывается на Сакуру через плечо, не зная теперь, что с этим делать, – если, конечно, не против варварства, – добавляет он, имея в виду распитие дорогущего вина прямо из горла.