Когда погода в доме держится на близорукости одного и молчании второй, то ураган может принести любая мелочь. Эдвард в тысячный раз ленится разуться в коридоре и, добродушно похлопав жену по бедру, плетется в гостиную.
— Весь день думал, как уже дойду домой и лягу, ты не представляешь, Ли, весь день не присесть.
Линда смотрит на пыльные следы на вытертом до проплешин ковре, ноздри щекочет удаляющийся запаха машинного масла. Промолчать в тысяча первый раз, всего-то.
— Там ещё остался вчерашний суп? Или ты успела сделать что-то новое?
Голос супруга наводит на мысль о радиоточке, которая зацикливает один и тот же сигнал на забытой частоте. Каждый вечер как маленькое дежа вю — интонации, вопросы, даже шутки. Всё повторяется, и впервые Линде захотелось вогнать кочергу под накатанные рельсы, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в тоскливую рутину их жизни.
— Ли?
Она молча разворачивается и исчезает на кухне.
— Детка, ты чего? — Эдвард рисуется в дверном проеме. Его лицо выглядит очень глупо, когда он растерянно поднимает брови. Линда молча грохает жестяное ведро из угла перед ним. В серой воде киснет тряпка, по поверхности плавает пыль и пленочка от мыльной пены.
Салливан непонимающе хмыкает и тянет руку к Линде, чтобы притянуть жену к себе. Видимо, у той тоже был непростой день, хоть какие там сложности на её работе — сиди и записывай чужое нытье, чай пить не забывай время от времени…
Линда отталкивает его руку, и для верности толкает Салливана в плечи. Он даже не пошатывается, только глупая растерянность окрашивается не менее глупым недоверчивым изумлением.
— Мне надоело, что тебе насрать! Я тебя прошу, прошу, а тебе всё равно! — взрывается Линда. Она выглядит некрасиво и жалко: губа дрожит от гнева, на лбу наливается жилка.
— Чт…
— А ты подумай! Я ещё до брака тебя просила — не топтать по полу в рабочей обуви! Постоянно тебя просила! Чертово масло, которое не стирается с чертовых паласов без химии! Какого черта, Эд!
Эдвард смотрит через плечо на коврик в гостиной. Делов-то, Линда могла бы просто попросить, забыл он разок, разве это повод так истерить? Салливан мрачнеет. Линда задыхается от подступающей к горлу тошноты.

Та же тошнота противно давила на живот, когда Эдвард вдруг приходил недостаточно уставшим. Линда немного завидовала женщинам, которые жаловались, что супруг с годами брака потерял к ним интерес. Салливан, напротив, проявлял удивительную педантичность в том, чтобы тянуть Линду в постель — реже, чем в первый год, но всё равно чаще, чем Линде бы хотелось. Примерно на сто процентов чаще.
Также было и вчера — ладонь попадает в капкан его руки, Эдвард привлекает жену на колени, игнорирует болтовню телевизора и устремленный на экран напряженный взгляд Линды. Мокрый рот елозит по шее, грубоватые пальцы цепляют заусенцами тонкую ткань блузы, пока возятся с пуговицами. Линда сглатывает привкус желчи и бормочет что-то про незаполненные карты.
— Заполнишь на работе, брось, я тебя отвлеку от твоих психов, — добродушно шутит Эдвард, не сомневаясь в том, что Линда с ним флиртует. До сих пор заигрывает, чертовка, несмотря на прожитое бок о бок время. Как обычно скрипит половица у спальне, как обычно всхлипывает матрас. Надо поменять шторы, равнодушно думает Линда, пока гладит Эдварда по горячим плечам. Эти сюда совсем не подходят. А миссис Эйдинг лучше попробовать другое снотворное, раз она жалуется на усталость посреди дома — Линда прикидывает план работы на завтра, пока Эд мусолит её грудь и трет ладонью сухую промежность.
Где-то на фоне Линда постанывает — отрепетированно и привычно — составляя в уме список покупок. Надо не забыть посмотреть то лавандовое мороженое с цитрусовым сорбетом, о котором она говорила Нелли, чтобы та попробовала… Перед глазами не к месту рисуется образ подруги, в ладони мерещится тепло её пальцев. Они сидели в кафе, и музыка играла так громко, что приходилось утыкаться носом в висок и касаться губами уха, чтобы что-то сказать. Дыхание Нелли было отрывистым и горячим. Один раз они заделись носами, одновременно потянувшись к чужому уху.
Она поворачивается на бок, прикрывает глаза и вспоминает запах Нелли, когда Эдвард приподнимает рукой бедро. В животе сгущается приятная тяжесть, лопатки вздрагивают от пробегающих мурашек.
Если представить, что вместо члена — пальцы, а на ухо дышит Пэйн, то…
Линда стонет искренне. А потом Эдвард присасывается мокрой миногой рта к позвонкам, и Линду как окатывает грязной болотной водой. Скрипит матрас, её опять тошнит.

Вчерашний скрип матраса так и стоит в ушах во время их некрасивой перебранки на кухне. Линда вопит, как истеричка. Эдвард крутит пальцем у виска, клеймя её психованной дурой. Линда пинает ногой ведро, опрокидывая грязную воду на рабочую форму мужа. Эдвард отрезвляет её затрещиной.
Его мгновенные испуганные извинения Линда пропускает мимо ушей. Она влезает в кофту, брыкается и трясется от обиды и гнева, хватая сумочку и хлопая дверью.
На улице дремлет сонный жар июльских сумерек. Сухой и теплый воздух безмятежно лижет пылающее лицо.

— Привет, извини, что поздно. Я тебя разбудила или ты не спала? — когда Нелли поднимает трубку, Линда рефлекторно улыбается. Только голос звенит. На фоне сонно пикает сканер на кассе. — Слушай, можно я загляну? Я всё-таки вспомнила про мороженое.
На веранде Нелли её настигают непроглядные сумерки. Лицо уже давно не горит, но что куда лучше — тошнота отступает. В сумке жалобно светится телефон с отключенным звуком, но она не обращает на него внимания.
— По-моему, вечер пятницы — это отличный повод посмотреть… Я не помню, что мы собирались посмотреть, — растерянно фыркает Линда на пороге и заправляет прядь за ухо. — Но что-то собирались!
В руках хрустит бумажный пакет с мороженым и фруктами.
— Если у тебя другие планы, то говори сейчас, иначе я ангажирую тебя до глубокой ночи, потому что это была ужа-асно длинная неделя.