мелодия

Смотря в побелённый потолок, я приходил к одной удушающей мысли, что невероятно устал. Мне даже было как-то плевать, что будет дальше. Во всех вещах, происходящих со мной, просто не было никакого смысла. Я сбился с пути, а тот, который я выбрал, был самым, что ни на есть кровавым. Подняв руки, вытянув ладони перед собой, я видел, как дрожат мои пальцы. Я всё ещё слышал их крики: крики людей, которым перегрыз глотки, крик Марло - пронзительный визг, а затем то, как она звала меня по имени. Я желал верить, что они все сдохли. Я желал знать, что убийцы моей семьи были наказаны по заслугам. Что те монстры, которые сделали из меня себе подобного, страдали так же, как и я весь этот год.
Но глубоко в душе я чувствовал себя лишь ещё дерьмовее и еще более одиноко, чем до этого. Помимо этого, по утрам и вечерам я просыпался от дикого страха, что они выжили, и что они придут и за мной. И глубоко в душе я знал, что пути назад для меня уже нет. И всё, что мне остается - это принять свою новую сущность или умереть одним из немногочисленных способов для вампиров.

Вот уже как полтора года я словно ходил по кругу.
Вечер. Кабак. Выпивка. Кабаре. Карты. Деньги. Сигареты. Кофе. Утро. Кровать. Снова ночь. Головная боль. Сильная, изнуряющая жажда. Отвращение к самому себе.

И снова вечер, когда я просыпаюсь, чтобы нащупать внутри себя пустоту, увеличивающуюся чёрную дыру, что засасывала в себя любые попытки почувствовать что-то больше, чем боль, злость и жалость к самому себе, любые проблески чего-то похожего на радость. Я потерялся в пространстве и времени и даже не знал, какое сегодня число.
Единственное, что я знал и помнил — так это о головной боли, о том, как режутся клыки, как сводит всё твоё естество, о желании закрыть глаза и очнуться от происходящего как от дурного сна, проснувшись полтора года назад, а лучше - два, летом, в августе; и помнил о том, как минувшим вечером карты плохо шли в руку, и я сдавал позиции.

Я часто играл в покер в подпольных заведениях — ставки в подполье были куда выше, а игры — интереснее. В покер меня научил играть Зик во время наших привалов в лесу. Теперь же для меня это было способом убить время, поиграть на собственных и чужих нервах, а также сделать деньги. Я часто выигрывал, потому что умел хорошо блефовать и читать других людей. Моё чутье редко меня подводило. Ко мне даже прилипла новая кличка — "Гамбит". Частенько я сливал первые несколько партий, дожидаясь повышения ставок, а после этого, когда внимание игроков было приковано к другим сидящим за столом, я срывал куш и забирал всё. Кудрявая макушка, безобидные глазки делали своё дело.

Но куда хуже мне приходилось, когда я вспоминал его лицо. Лицо Илая, на котором застыли неверие, отчаяние и боль. Лицо Илая, которое я видел в последний раз в живую несколько месяцев назад и ещё вчера - снова разглядывал на одной из многочисленных фотографий, прежде чем удалить все под чистую, после чего прикрывая глаза и откидывая голову назад, прикладываясь ей к стене. Мне нужно было отпустить прошлое, отпустить мою человеческую жизнь и смириться с тем, что она в прошлом, но чем усерднее я пытался забыть Илая, тем больше напоминаний появлялось перед глазами.
Кофейня Dunkin’ Donuts с этими невероятно липкими и сладкими клубничными пончиками, которые любил Илай, временная выставка Дина Руссо в Нью-Джерси, элементарно игрок в покер, который уверяет, что он зарабатывает на жизнь ветеринарным делом, канадский флаг в пабе, воткнутый в подставку на столике, за который я сел. Все эти мелочи вызывали грустную улыбку и щемящее чувство в груди.

Сколько бы я ни пытался, Илая выпустить из головы я не мог. Он был как навязчивая идея, к которой я снова и снова возвращался - в мыслях, во снах, и даже в несбыточных мечтах, где я снова приеду в Нью-Йорк и попытаюсь ему всё объяснить. Однако сидя на полу, вытянув ладонь вперёд и подставляя кожу под тонкую полоску солнечного света, что сочился через плотно задернутые шторы, я пародийно разыгрывал диалог, в котором признавался Илаю, что я - вампир, и звучало это ещё хуже, чем в Сумерках, после чего я одёргивал руку с шипением и смотря на то, как кожа покрывается небольшими волдырями.

Воспоминания настигали с невероятной скоростью и вонзались острыми иглами. Закрыться и избавиться от них было невозможно. Всего несколько месяцев назад мы были в нашей комнате, я мог ощущать его дыхание на своих губах, его прикосновения шершавых тёплых пальцев, ткань его рубашек и футболок, которые иногда утаскивал у него, а потом отказывался отдавать без боя, потому что - это же я помогал их выбирать. Я помнил его тихий смех, шёпот, его искрящийся взгляд...
Мы были так счастливы.
По крайней мере, мне так запомнилось.

Дни сменяли один другой, на смену марту пришёл апрель, а тот перетёк в май. Уже как два месяца я был один, предоставлен сам себе, без цели, без желаний, без клана. Я медленно двигался в сторону Нью-Йорка, как если бы тот был каким-то природным магнитом для меня, и я упорно гнал прочь мысли о том, что там могу встретить призраков своей прошлой жизни. Мне было необходимо туда, чтобы разыскать бабушку. Единственного человека, который, как оказалось, остался жив из всей моей семьи. Мне необходим был мудрый совет женщины, которую я видел лишь будучи ребёнком, я не был даже уверен, что узнаю её, но медальон на шее в виде солнца вселял надежду. В Новом Орлеане я был проездом, однако решил остановиться здесь на пару дней, словно оттягивая неизбежное.

Достав из пачки сигарету, я поднёс её конец к невозмутимому пламени свечки на рояле, а затем затянулся, окидывая задумчивым взглядом инструмент. Буквально минуту назад я уточнил у местного пианиста, могу ли я сыграть на его инструменте, и он был рад освободить мне место, чтобы пропустить пару стаканчиков. Надпись Steinway лелеяла взгляд, инструмент выглядел так, будто за ним хорошо ухаживали. Я снова сделал затяжку и, стряхнув пепел в пепельницу, оставил сигарету в ней. Я не мог никак вспомнить, когда в последний раз играл. Не в покер, не на чьих-то нервах, а музыку. Фортепиано, рояль казались какими-то призраками, воспоминаниями из прошлого — той жизни, которая осталась позади, когда я мог играть и писать свою музыку в зале в нашем большом доме, когда спускался отец, услышав первые ноты, с интересом слушал Илай, я играл — а мама пела, я играл — а Мэри улыбалась и танцевала. Почему-то я даже вспомнил её сейчас, хотя обычно я не уходил мыслями дальше её брата.

Проведя пальцами по гладким плиткам, я прерывисто выдохнул табачный дым и на миг прикрыл глаза, прислушиваясь к приглушённым звукам в баре. Мне всегда нравилось играть и писать музыку в дождь или под живые разговоры. А ещё лучше - ливень. Когда всё вокруг омывала вода, капли задавали ритм, создавался белый шум, мысли в голове исчезали, оставляя только чистые эмоции.

Я вспомнил. В последний раз я играл эту мелодию этой зимой, на Рождество, в прокуренном кабаре уже под самое утро. Я назвал её "Помни". Первую версию этой мелодии я играл Илаю, когда он только-только вылечился после тяжелой простуды. С тех пор я внёс несколько изменений и мелодия стала длиннее и чуть энергичнее, но всё же это была она, и она угадывалась с нескольких нот.

Кажется, как бы я ни старался не думать об Илае, я всё равно возвращался к нему и воспоминаниям о нём на подсознательном уровне. Мне надо было остановиться. Кажется, мучить себя эмоционально с каких-то пор стало моим любимым времяпрепровождением. Я постарался направить мысли в другое русло. Пальцы сами перебирали клавиши, помня мелодию наизусть — я сбился всего лишь раз, забыв переход между частями, однако быстро его вспомнил.

Музыка меня, как правило, утешала, уносила в мир покоя и душевного равновесия. И, несмотря на то, с кем была связана эта мелодия, какие воспоминания во мне она пробуждала, мне становилось с каждой новой нотой чуть легче, как и дышать.

***

- Что это за мелодия? Я такой никогда не слышал.
- Я ещё не придумал ей название, но ты не мог её слышать. - Улыбаюсь, кидая на Илая короткий взгляд, прежде чем перепорхнуть пальцами чуть левее, переходя на ноты выше и слегка ускоряя темп. - Подумай, какие эмоции она в тебе вызывает и что приходит в голову? - Подняв взгляд и смотря перед собой, я играл чуть вслепую, концентрируясь на своих ощущениях.

***

Грусть?
Тоску?
Красоту?
Надежду?

Я испытывал всё и вместе, поэтому когда прозвучал последний аккорд, когда я скользнул пальцами по последним плиткам, ощутив их приятную тяжесть, я ещё некоторое время сидел за роялем, прислушиваясь к себе, и лишь когда к инструменту вернулся пианист и протянул мне руку для рукопожатия, я встал с места и, неловко зачесав волосы одной рукой назад, протянул ладонь, освобождая место.

Мне было спокойно, безмятежно, и в то же время я испытывал странного рода груз на плечах, пустоту, которую хотелось заглушить алкоголем, пускай я и знал, что он повлияет в дальнейшем на мою жажду. Сев за стойку, я заказал Лонг-Айленд, в котором стал помешивать лёд трубочкой, как только бокал поставили передо мной. Я настолько погрузился в свои мысли и в это действие, этот звук льда, ударяющегося о стенки стакана, что не сразу заметил, как ко мне кто-то подсел, от чего даже чуть вздрогнул - но скорее, от звука голоса.

Он был глубокий, резкий и насыщенный. Он был знакомым. Нет, даже не так. Я его знал. Знал настолько хорошо, что я не торопился поворачивать голову, а затем поднял на него взгляд - медленно, искося, словно отказываясь верить. Лонг-Айленд застрял где-то посреди глотки, а трубочка - замерла в стакане. Это был он. И я смотрел на него, широко распахнув глаза и не в состоянии открыть рта и сказать хоть что-то. Мне даже показалось, что я прирос к стулу подо мной, а в ушах - зазвенело.

- Что? - Только глупо смог выдать я, приоткрыв рот. И только потом до меня дошёл смысл сказанных им слов. - Откуда ты...? - Тряхнув головой, я попытался привести себя в порядок, но выходило из рук вон плохо. Я никак не ожидал увидеть его. Сейчас. Тут. Снова. - Что ты здесь делаешь? - Ещё один глупый вопрос, но хотя бы законченный. - И что ты имеешь в виду? - Сглатываю и окидываю Илая внимательным взглядом. Он почти что не изменился - разве что стал ещё более... мужественным. Однако я чувствовал что-то... Что-то было иначе. И это было не его напускное, или же вполне настоящее безразличие и тон. Что-то, что ускользало от внимания и читалось только между строк.

Подпись автора

кордред

Я его не узнавал.
Он был совсем другим, иначе вёл себя. Более надменно - он никогда не разговаривал со мной таким тоном, казалось, что я сейчас разговариваю с его злым двойником. Конечно, он имел право на меня злиться. С его стороны всё выглядело так, что я попросту его бросил, не объяснив нормально причины. Хотя где-то глубоко в душе я также понимал, что все попросту откатилось назад. Мы снова пытались задеть друг друга, нащупать ту самую точку, которая окажется Ахиллесовой пятой, при этом делая вид, что недолюбливаем, как в самом начале пути. И от этого было лишь ещё паршивее, ведь разница всё же была - на этот раз он, кажется, испытывал ненависть ко мне настоящую и весьма обоснованную.
И он даже не посмотрел на меня ни разу, огрызаясь в стакан или в барную стойку, будто вёл разговор с ними, а не со мной.
Он говорит про Канаду, и я делаю глоток Лонга, тут же хмыкая и качая головой. Он много рассказывал мне про Канаду, про то, что у него были друзья там, даже обещал однажды с ними познакомить - не сложилось. Илай отдалился от своих друзей, когда мы были вместе - по крайней мере, он мало о них говорил. Теперь же - он явно наладил с ними контакты. Мне бы следовало радоваться за него, но едкое чувство зависти и ревности жрали внутри, как черви, что побудило меня сказать:
- Я всегда знал, что ты уедешь обратно. Ты постоянно в особой любовью говорил об этой... Канаде. - Говорю так будто Канада - это какая-то девушка, о которой он мне все уши прожужжал. Как будто и правда ревную, поэтому не развиваю эту тему дальше и не задаю ему вопросов.

Мне не интересно, - убеждаю я себя.
Мне всё равно, что он делал после нашей встречи, - твержу я себе.
Меня это абсолютно не касается, - цежу мысленно сквозь зубы и сжимаю стакан в ладони.

И в то же время - я не понимаю, с каких пор он стал таким догадливым? - что-то явно в нём изменилось, и я не мог понять, что именно, так как Илай прятался за своей маской холода. Он говорил фразами с двойным дном, поэтому я посчитал, что на них никак не реагировать однозначно - будет единственно правильным решением, поэтому я проглотил его желчь. Потому что я правда знаю и понимаю, о чём он говорит.

Ошарашенное состояние шока от встречи с ним уже отступило назад, позволяя мне взглянуть на него и наш неудобный разговор более объективно. Это и правда был Илай, он действительно сидел рядом со мной и явно был не рад нашей встрече. С другой стороны, он подошёл и заговорил со мной первым - ничто не мешало ему уйти отсюда молча, пока я его не заметил. Значит, он попросту хотел вывести меня на эмоции. И у него пока что неплохо получалось. Я прерывисто выдохнул через нос и прикрыл глаза на миг, чтобы вернуть себе контроль над своим телом, которое ощущало себя всё еще немного скованно. Открываю я их, когда он говорит про то, что теперь до него что-то дошло.

Неужели?

- Твои родители тоже?
Я шевелю лёд в стакане и осекаю его:
- Не впутывай их в это. Они мертвы, как я и сказал. Это уже не имеет никакого значения, кем я был или не был. Тем более ты сам не сказал, кто ты. - Перевожу стрелки на него, хотя прекрасно знаю ту часть Илая, с которой встречался год назад - он упёртый и упрямый, так что на поводу у такой манипуляции не пойдёт.
Но мне правда становится интересно, во что он вляпался. Ведь вляпался же - я чувствую сердцем.
Как минимум он правильно сложил свой паззл и сделал правильный вывод, частично по какой причине мне пришлось это сделать.
- Но выводы ты сделал частично правильные, - подчёркиваю это вслух.

Я не хочу говорить ему о том, что был ведьмаком, усугубляя и без того шаткий диалог. В ответ я мог услышать только новую порцию желчи и обвинения в том, что я утаил от него правду, мне же хотелось выйти из этого диалога без особых потерь для своей и без того шаткой психики на фоне последних событий.
Вместо же ответа на мой неоднозначный вопрос Илай вновь кидает очередную фразу-загадку, и на этой ноте меня прошибает, потому что он собирается уходить. Меня раздражает то, как он ведёт себя со мной, будто бы мы едва знакомы, раздражает то, что он сворачивает разговор, его фразы, его тайны, к которым он до этого не имел отношения ровно ни на грамм, потому что я мог читать его, как открытую книгу. Но я мог это проглотить, не мог стерпеть только одного - то, что он не удосужился даже взглянуть на меня хотя бы раз. Посмотреть мне в глаза и сказать это в лицо, а не общаться со стенкой. Именно поэтому я весьма импульсивно хватаю его за руку, чтобы заставить остановиться и обернуться.
Видимо - зря.
Потому что от увиденного у меня по спине проходят мурашки, и я одергиваю руку в тот же момент, как он её вырывает.
Эти глаза... Вот, что это было. Этот янтарный блеск, это рычание - я знал их. Я видел нечто похожее несколько месяцев назад, когда столкнулся с Майклом.

***

Снег валил уже как неделю не переставая. Столбики термометров опустились до минус четыре по фаренгейту и стоял собачий холод. Наверное, единственным плюсом в том, чтобы быть вампиром, было лишь это - тебе не холодно зимой, потому что ты априори не можешь чувствовать холода. Порой мне даже казалось, что я не чувствовал собственных пальцев и они казались чем-то сделанным из пластика, как у манекенов в витрине Bloomingdale's, которые отзывались в моей груди какой-то саднящей болью, потому что именно в Нью-йоркском Bloomingdale's я так любил проводить время и делать покупки. Стоя напротив украшенной по-рождественски витрине и видя собственное отражение, я вспоминал, что последний раз заходил в этот универмаг с Илаем, когда мы выбирали ему гардероб. Хотя нет, я заходил туда ещё раз уже после, чтобы купить подарок маме - шикарное платье бежевого цвета, расшитое золотом, которое выглядело на ней изумительно. Я помню, как она улыбалась и не могла поверить своим глазам, спрашивала, откуда у меня столько денег, а я обменивался хитрыми взглядами с отцом, которому помогал в ведении дел и заслужил свой гонорар, получив также и мозоли на указательном пальце из-за обилия корреспонденции, которую писал от руки вечерами, когда Илая не было в гостях.
Я сильно скучал по ним. По родителям. И это был первый канун Рождества, когда их не было рядом. Когда у меня не было крыши над головой и не было подарков, потому что мне некому их было дарить. Марло и её орава собиралась отмечать в компании каких-то других вампиров, знаться с которыми я совершенно не хотел, поэтому я бродил по городу в одиночестве, глазея на украшения и думая, как мне провести сочельник.

Именно в тот день я встретил Майкла - мальчика лет двенадцати, который убегал от мужчины, что следовал за ним. Он выбежал из-за угла, буквально врезался в меня, упал, а когда поднялся, я увидел у него неестественно яркие янтарные глаза, а в руках он сжимал пакет, в который впивались длинные... когти. Он смотрел на меня взглядом загнанного в угол зверя, а потом, обернувшись, начал скалиться на мужчину - высокого брюнета в лёгкой одежде - видимо, продавца магазина, который крыл его, на чём свет стоит.
- Сколько с него? - Спокойно спросил я. Мужчина посмотрел на меня странным взглядом. Ребёнок - продолжал скалиться и издавать ненормальные, рычащие звуки.
- Сколько? - Повторил я свой вопрос. Будто почувствовав поддержку, зверёныш сделал шаг назад, буквально прижавшись ко мне.
- Семь долларов и пятьдесят центов.
Достав кошелёк, я протянул ему деньги.

- Ну что, зверёныш. Ты почему продукты воруешь? - Присев на корточки, произнёс я и натянул шапку ему ниже на лоб, из-за чего он щёлкнул зубами - весьма опасно, показав острые зубки. - Ты здесь один? Эй, имей совесть, я тебя от злого дяденьки-кассира спас, скажи хоть, как тебя зовут.

Впоследствии выяснилось, что мальчишку зовут Майкл, и его брата разодрали у него на глазах оборотни чужой стаи, а он - отбился от своей и теперь бродит в одиночестве, перебиваясь воровством и подворотнями. У него были проблемы с самоконтролем - видимо, был совершенно молодым волчонком. Это был первый раз, когда я сталкивался с оборотнем настолько близко и входил с ним в контакт. Он был похож на маленького Маугли, быстро зверел и почти как собака мог огрызаться на автобусы и громкие звуки. Мы провели вместе около месяца, пока искали его стаю.
Это случилось в аккурат незадолго до полнолуния, ему становилось всё сложнее контролировать себя, поэтому мне приходилось его успокаивать, преимущественно гипнозом и заставляя его дышать вместе со мной под счёт.
- Вот так. Молодец. Breathe in. - Я делаю вдох. - Breathe out. Ещё раз. Смотри на меня.
Наверное, Майкл в какой-то степени тоже помог мне. Мне было о ком заботиться, у меня была какая-то цель в этом мире - найти его семью и вернуть в неё, как птенца, вывалившегося из гнезда.

***

Я сорвался. Сорвался следом за ним. Я знал эти глаза, я знал, кто он. Я знал, почему он так быстро устремился на выход. Расплатившись, я выскочил на улицу, накидывая сверху кожанку и оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, куда он мог рвануть. Илай не мог уйти далеко, и я оказался прав, когда нашёл его в ближайшем переулке возле мусорного контейнера. Я весьма быстро оцениваю ситуацию, изучающим взглядом скользнув по когтям и волчьему оскалу. Неужели он так остро среагировал всего лишь на то, как резко я его перехватил? - ответ был весьма очевидным, что да.
Илай был оборотнем. И я был уверен, что в нашу последнюю встречу он был человеком.

- Что ты сделал? - Срывается с моих губ. - Как это...
Как это произошло? - я могу спросить у него позже. Ещё немного, и он перестанет контролировать себя, а меньшее, что нам нужно - это чтобы он обратился в оборотня прямо сейчас.
Я сжимаю зубы и делаю над собой усилие, чтобы переступить через себя и поднырнуть под руку Илая и оказаться между ей и второй рукой, что упирались в стену.

- Смотри на меня. - Я протягиваю прохладные ладони и кладу их ему на пылающие щеки, заставляя приподнять голову. - На меня. - Повторяю, настраивая голос, сглатывая при виде янтарных глаз, которые и пугали, и сами по себе гипнотизировали. Только вот гипноз накладывать здесь буду сейчас я.
- Вот так. Молодец. - Замедляю голос и беру нужную интонацию. - Breathe in. - Я делаю вдох и задерживаю его на пике. - Breathe out. - Выдыхаю вместе с Илаем и смотрю ему прямо в глаза. - Ещё раз. Смотри на меня. Не отрывай взгляд.

Мы делаем несколько вдохов и выдохов. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что и сам успокаиваюсь, выравнивая дыхание. Чувствовать его горячие щеки под своими пальцами казалось чем-то нереалистичным, давно забытым и дорогим памяти.

- Good booy. - Хвалю его и поглаживаю медленно большими пальцами по щекам, - Good boy, - повторяю шёпотом, и когда Илай, наконец, успокаивается, я выдыхаю в последний раз и облокачиваюсь на стену, расслабляясь и проводя ладонью по своему лицу.
- Что ты наделал, Илай? - Тихо спрашиваю у него и качаю головой.
Он не должен был стать ещё одним монстром. Он мог забыть меня, мог уехать в Канаду, мог найти работу, девушку или парня, мог жить нормальную жизнь - сколько раз я представлял, что у него всё хорошо, но это...? Это даже не приходило мне в голову.
- Как? Зачем?

Подпись автора

Я захлопываю крышку багажника, как только умещаю в него свою небольшую сумку с вещами. Это поездка всего на несколько дней, но почему-то мне кажется, что она будет длиться вечность. Какое-то странное чувство - наверное, просто потому, что мы никогда еще не расставались больше чем на день или два - и то, когда Илай болел, или когда отец нагружал меня канцелярской работой. Я не мог точно понять, когда так сильно привязался и стал буквально зависимым от него. Это было так странно, и в то же время так приятно, что я не мог не улыбаться, когда Илай меня провожал. Для него это была деловая поездка по работе отца. Впрочем, это было не далеко от правды.

- Будешь скучать по мне? - Приподнимаю брови и усмехаюсь, прежде чем закинуть руки ему на плечи и обнять за шею, а затем - поцеловать вдумчиво, но в то же время коротко в губы. Я выдыхаю, прикрывая глаза, соприкасаясь лбом с его лбом, и трусь носом о кончик его носа. - Я буду. - Добавляю. - Как вернусь, пойдём на концерт, да? - Не знаю, зачем я это спрашиваю - билеты уже куплены, мы уже всё решили, мы идём на рок концерт через три дня после того, как я вернусь в город. Однако почему-то у меня словно сердце не на месте, и мне попросту необходимо услышать подтверждение со стороны Илая.
- Люблю тебя, - выдыхаю ему в губы, прежде чем еще раз поцеловать - на этот раз уже медленнее и с языком, прижимаясь ближе, а затем слышу гудок автомобиля - отец поторапливает. - Мне пора. Я напишу, как доедем.

***

Мягкие звуки музыку окутывали со всех сторон, играла плавная композиция, где лидировали рояль и саксофон - удивительно гармоничное сочетание, которое ласкало слух. Я любил посещать различные джазовые бары, однако Birdland было одним из моих любимых заведений, потому что оно находилось в театральном квартале и имело хорошую репутацию. Этим вечером мне удалось даже затащить туда и Илая, убеждая, что ему должно понравиться, раз ему нравилось то, как играл я. В последнее время я всё больше приобщал его к живописи, скульптуре и музыке, мы ходили на выставки, концерты, в кино; у нас было маленькое правило - в одну неделю он выбирал одно место, куда хотел меня сводить, в другую неделю - выбирал я.
Мы выпили несколько бокалов вина, выкурили несколько сигарет, слушая музыку, даже немного потанцевали под неё. Вечер был мягким и уютным - настолько, что мне даже не хотелось возвращаться домой.

- Давай съездим в одно место. - Я заранее не говорю, куда - хочу сделать сюрприз и ловлю такси. - На Лонг-Айленд, Эксчейндж Плэйс, пожалуйста. - Краски на небе сгущались и становились всё темнее по мере того, как мы устремлялись сквозь быстро опускавшийся поздний вечер к центру города. Я бросил взгляд на Илая и подмигнул ему, а затем положил ладонь поверх его ладони, лежащей на его колене, и молча отвернуться к боковому окну. Пролетая на зеленый сигнал светофора и смотря на то, как кружатся в вихре вечернего автомобильного движения огни домов, я нырял мыслями на глубину в неколько футов. Я чувствовал себя совершенно спокойно, умиротворённо и ловил себя на мысли, что мне чертовски комфортно с Илаем рядом, несмотря на то, насколько разными мы были в некоторых смыслах. Он любит футбол, я - крикет, он - предпочитает пиво, я - люблю только вино, Илай - ходит вокруг и около, я - спрашиваю в лоб. Однако не было еще ни одного раза, чтобы мы не поняли друг друга или не пошли на уступки. Мне кажется, я не мог даже припомнить ни одного раза, чтобы мы ссорились. Разве что на почве ревности - когда он приревновал меня к новому ученику отца, который стал проводить некоторое время у нас в доме. Однако я не мог никак объяснить и вбить Илаю в голову, что Карлос - ученик моего отца, а тот - его наставник, который обучает его владению магией, поэтому для него Карлос был тем парнем, который помогал отцу в ведении тех или иных дел касательно работы.

Когда такси остановилось, я расплатился с водителем и, как только дверь машины захлопнулась, взял Илая за руку и потащил за собой к воде.
Возле Гудзона было прохладнее, однако вид открывался ошеломляющий, правда я решил не останавливаться на променаде и миновал пирс, уводя Илая в самое водное сердце Лонг-Айленда, где на самом носу, под балками пирса, был небольшой причалик - полоска суши, укрытая от чужих глаз и открытая всей красоте, раскинувшейся на противоположном берегу.
Здесь казалось, что острые верхушки ярко подсвеченных башен вот-вот дотянутся до тебя в речном отражении, а их огни были похожи на беснующиеся языки пламени, готовые бросить вызов речной стихии. Кругом была одна вода, впереди - золотистый ночной город Нью-Йорк, а позади, чуть выше, оставался пирс и вся мирская суета.
Устроившись на причале, прижавшись друг к другу плечом к плечу, мы глазели на красоту вокруг - на город, утопавший в огнях и приглушённых звуках машин, движения, ветра.

- Это моё любимое место в городе. - Тихо признаюсь Илаю и кладу голову ему на плечо. - Всякий раз, когда мне плохо, хорошо. радостно или грустно, я добираюсь сюда и торчу тут, пока не замерзну настолько, что перестану что-то чувствовать. В основном - свои пальцы, - я тихо посмеялся. - Ладно. Не всегда, это слишком далеко. Если серьезно, то тут очень... очень красиво. И это мне помогает отвлечься от всего на свете. Понимаешь? - Я делаю паузу и трусь кончиком носа о его плечо, унимая желание почесаться. Я никогда до этого никого не приводил сюда, предпочитая бывать здесь один, но сегодня всё было как-то иначе - я чувствовал, что хочу поделиться этой частью себя с Илаем, мы встречались уже полгода, и я доверял ему больше, чем самому себе в некоторые моменты. - А у тебя есть такое... особенное место?

***

Я хочу знать ответы и не хочу одновременно. Я знаю, что ни к чему хорошему этот разговор не приведёт. Я определенно точно понимаю, что если узнаю правду, то легче не станет ни мне, ни Илаю, и когда он озвучивает свои причины, я смотрю на него слепым взором.
- Хотел... найти? - Эхом повторяю и качаю головой, словно не веря в то, что услышал. Даже несмотря на то, что я ему наговорил в нашу последнюю встречу? Даже несмотря на то, какую боль причинил? Меня охватывает ощущение беспомощности, ощущение, что я прирос к этому самому месту в асфальте и не могу сдвинуться с места. Не могу уйти. Не могу подойти. Не могу.

Я не могу уложить в голове одну единственную мысль, которой я боюсь. Мысль о том, что Илай всё ещё любит меня. О том, что теперь мы принадлежим одному миру и, может быть мы сможем снова...? У меня перехватывает дыхание от одной только этой мысли, я редко и часто начинаю дышать, не понимая, что чувствую больше - раздражение, страх, надежду? Или же это злость?
- Несмотря на всё, что я сказал, ты...? - Я не могу продолжить эту мысль, невольно делая пол шага назад, видя, как он надвигается на меня.
Мне страшно - я понял точно, что страшно от осознания, что он сделал это с собой из-за меня. Что не захоти он искать меня, этого бы не случилось. Он бы не стал таким же чудовищем, как и я. Он мог бы жить оычной жизнью и двигаться дальше, но за тот год, что мы пробыли в отношениях, было попросту невозможно забыть друг друга - я сам так и не смог пережить, перебороть свои чувства к Илаю, поэтому так болезненно реагировал на все его попытки причинить мне боль. Потому что он знал мои слабые места и он сам - был одним из них.
Было бы глупо отрицать, что я всё еще любил его и желал ему только счастья. И как бы больно это ни было - счастья, даже если я не могу его с ним разделить.

Но вот мы здесь - стоим напротив друг друга в попытках понять, как мы до этого докатились. Вампир и оборотень. В принципе существа, которые столетиями враждовали раньше. Мы снова были как небо и земля, он - был зверем, я - был монстром, он - был под властью луны, я - под властью солнца.

Я вижу, я понимаю, что еще пара мгновений - и Илай ускользнёт, уйдёт, растворится в сгущающихся сумерках. Я осознаю, что после всех этих слов, после его признания, что ему всё еще не плевать, я не смогу просто смотреть, как он уходит. Это будет весьма эгоистично с моей стороны, и я понятия не имею, что мы будем делать с этим всем дальше, но я не знаю, как жить с этим теперь по отдельности. Как жить дальше со знанием, что теперь Илай - тоже не человек, а оборотень. Я понимаю это всего на секунды - когда наши взгляды пересекаются, когда я вижу на дне его зрачком сомнения - такие же, как и в моих глазах. Сомнения, страхи, которые перебарывает внутреннее желание.
Я приподнимаю голову, словно спрашивая - что ты хочешь сделать? Что ты хочешь сделать со мной? Хочешь смотреть на огни ночного города? Хочешь - сидеть в джазовом баре? Хочешь - гулять по темным улицам, держать за руки? Хочешь - мы снова будем вместе? Хочешь - меня? Хочешь...?

Я хочу.
Хочу.
Эта мысль бьётся раненой птицей у меня в голове и в груди, стоит мне ощутить хватку его рук. Моё тело реагирует на его прикосновения инстинктивно - как будто и не забывало никогда; я приоткрываю губы, чувствуя его дыхание, словно приглашая сразу скользнуть языком в свой рот - не размениваясь на реверансы, сразу же вовлекаясь в поцелуй, чувствуя, как весь воздух выходит из лёгких вместе с тем, как чувствую спиной каменную кладку стены. Он - сжимал мою одежду в пальцах, я - пальцами снова и снова ласкал его шею, зарывался в его волосы, перебирая пряди и утопая в его запахе - родном, и в то же время с новыми нотками, от которых чесало нос, но чесало приятно. Я не слышал себя со стороны, поэтому не мог знать, что отвечая на его поцелуй, я тихо стонал ему в губы в ответ, однако я весьма чётко осознавал, как моё тело льнёт к его телу, прогибаясь в пояснице, а мои губы, зубы и язык встречаются с его губами, зубами и языком, вступая в отчаянную схватку.
Мы были жадны друг до друга. Было глупо отрицать, что мы соскучились. Даже не так - изголодались. Сколько раз мне снились эти губы, эти скулы, эти глаза, сколько раз они разбивали мне во сне сердце в очередном кошмаре, а затем склеивали во снах, где мы были снова вместе.

У меня голова шла кругом, поэтому, когда мы наконец оторвались друг от друга, лишь чтобы перевести дыхание, я сжал пальцы на вороте Илая и уткнулся макушкой в его грудь, тяжело дыша.

- Боже... - Я рвано выдыхаю, мои плечи содрогаются от подступающей локальной истерики, которую я отчаянно пытался потушить внутри себя. - Боже, Илай... Ты должен был жить обычной смертной жизнью. Найти девушку, жениться, наплодить спиногрызов. А ты... А ты... - Я вцепляюсь в одежду крепче, а затем перехватываю его и обнимаю за шею, носом утыкаясь в его шею. - Я думал, что потерял тебя навсегда, - выдыхаю откровение, тут же сглатывая. - Я... остановился в отеле здесь неподалеку. Если хочешь, мы можем пойти туда. - Говорю глухо и хрипло.

Подпись автора

Мы так и не поехали в Канаду.

Она постоянно проскальзывала в наших разговорах, проходила мимо тенью. Илай рассказывал мне о своем студенчестве, а я - кивал и думал, что, вероятно, мне тоже может это предстоять. Илай обмалвивался о своих друзьях, которые остались там, за границей, и я - сжимал его ладони в своих и вкрадчиво спрашивал: "скучаешь по ним?", он - пожимал плечами, я - целовал его костяшки и резко менял тему разговора. Я не любил видеть Илая грустным. Это заставлял моё сердце сжиматься до размеров Плутона в миниатюре в планетарии, где мы периодически посещали сеансы в погоне за звёздным небом, которое было не увидеть в большом мегаполисе.

Мы так и не поехали в Канаду.

Наверное поэтому я сидел на скамейке, забравшись на неё с ногами, подтянув их к себе, согнув в коленях, и пил пиво Molson Canadian, которое так любил Илай. И которое было редкостью на прилавках в Нью-Йорке, но именно в этот день, словно желая добить меня, оно приветственно блеснуло в лампах супермаркета.
Наверное поэтому я сидел на скамейке, пил уже вторую бутылку, а ногтем выводил неаккуратный контур инициалов: I & F.

- Эй, что ты делаешь? - Заговорщецки шепчу я, пытаясь одернуть руку Илая. - Это, между прочим, акт вандализма!
- Это - знак нашей любви! - Весьма довольный собой Илай продолжает царапать на скамейке букву F, а я закатываю глаза и оглядываясь по сторонам.
- Ты как маленький, ей богу. - Отпиваю кофе из стаканчика и грею о него свои пальцы.
- Ещё скажи, что тебе не нравится! - Илай перехватывает мои пальцы своими, согревая в ноябрьский холод, и я смотрю на эти глупые инициалы, думая, что если...

I & F.
IF we had possessed more time, we would have done more.
IF I hadn't gone on that trip with my family, I wouldn't have become a monster.
IF I had been able to explain any of this to him, I wouldn't feel so awful and we could work it out.
IF...
IF...
Only if.

***

Моё тело реагирует на его ласки словно по инерции, по привычке, выработанному инстинкту. Я прогибаюсь в пояснице, толкаюсь бедрами навстречу, притираясь к нему, чтобы чувствовать тепло, что исходило от его тела. Каждое новое прикосновение пальцев оставляло тепловой отпечаток на коже, а каждый новый укус или твист языком - вырывали из меня не естественные звуки, которые я всегда издавал лишь с Илаем - нечто между стоном, мычанием и хныканьем. Мне казалось, что еще мгновение - и я попросту расплавлюсь в его руках. Казалось, что мир перевернулся с ног на голову, а все звуки - разом затихли. Вероятно, если бы не стена позади меня и не руки Илая, я бы уже сполз на асфальт. И где-то глубоко в моей голове что-то пыталось пилить меня, уговаривать остановить это всё - оттолкнуть, сказать "хватит", но вместо этого мои попытки заканчиваются тем, что я лишь сильнее сжимаю в пальцах ткань на его груди, чтобы убедиться - это всё - реальность, что мне это не снится, что это он.
Расстояние наращивается вновь стремительно - отпечаток тепла, тёплая аура словно отступает, и я делаю судорожно прохладный воздух, поправляя куртку на плече.

Голова всё так же слегка кружится, и я с некоторой опаской поднимаю взгляд и встречаюсь с его взглядом, словно спрашивая: "и что теперь? Это всё?"
Мы некоторое время смотрим друг на друга, и я отматываю плёнку назад, пытаясь осознать всё, что он только что сказал, и что я не успел обработать и уложить в голове. Я - дурак? - не буду спорить. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что лучше бы я, наверное, нарушил статус о секретности и рассказал обо всем Илаю в том переулке, чем сейчас в этом держал за руку оборотня. Вероятно, всё бы могло пойти по совершенно другому сценарию, но мы никогда этого не узнаем, и Илай не даёт мне времени на то, чтобы развить эту мысль, зарыться в чувство вины, как в одеяло, утягивая за собой на улицы Нового Орлеана.

Мне непривычно. Столько раз я представлял этот момент, что мы снова встретимся и снова сможем гулять, как ни в чём не бывало, но сейчас всё казалось таким... неестественным. Словно сказочным. Я не могу сдержать улыбки, смотря на то, как Илай идёт спиной вперёд, и чувствую, как его взгляд греет меня изнутри. Мы снова играем в гляделки - молчаливые.
"Что ты мне хочешь сказать?"
"Что ты так смотришь"
"Ничего, просто ты красивый"
"Прекрати меня смущать. Я тоже рад нашей встрече"
Мы точно так же гуляли, держасб за руки, продираясь сквозь толпу, полтора года назад, и два. Над головой Илая взрывались феерверки, горели яркие гирлянды, висели разукрашенные тыквы, летали огромные воздушные шары Macy's, развевался американский флаг, ярко светило солнце или шёл дождь. Сейчас - над нами было тёмное небо и горели тёплым светом фонари, но несмотря на поздний вечер, жизнь в городе кипела, как и в нашем родном Нью-Йорке.
Илай притягивает меня к себе, целует, и я чувствую, слышу, как десятки людей проходят мимо нас, а мы стоим - так близко, слыша дыхание друг друга, наплевав на всё это.

- Ты что делаешь? Прямо посреди улицы, - я нервно смеюсь, мягко отталкивая от себя Флетчера и заправляя прядь волос за ухо.
Не то чтобы я стеснялся, но это было непривычно.
- Говорит человек, который час назад рисовал хуи на стенке! - Он смеётся, а я - закатываю глаза.
- Давай покричи погромче, на всю улицу, полицейские тебя не расслышали! - Язвлю в ответ.

Полицейские, правда, тогда нас нашли, вернее - меня. Пришли домой и устроили беседу с родителями, а те - беседу со мной, в которой отец смеялся и говорил, что мы с Илаем "молодцы", а мама - качала головой и брала с меня обещание, что больше я так делать не стану. Не то чтобы я был пай мальчиком, но матери обещание дал. Уже позже, тем же вечером, я подслушал родительский разговор, в котором мама говорила:
- Ты не думаешь, что Илай стал пагубно флиять на Финеаса?
- Они всего лишь мальчишки, дорогая. Дай Финну время побыть обычным юношей его лет. Через год ему предстоит отправиться учиться в Новый Орлеан, и там ему будет уже не до шуток.

Мы много гуляли - петляли по улицам города, и много говорили - о том, что каждый из нас пережил за это время. Я рассказал Илаю про Майкла и то, как вернул его в стаю, про свои передвижения.
Уже стоя на набережной Миссисипи, опираясь на ограду и смотря на другой берег, я прознёс:
- Знаешь, это весьма иронично, но отец хотел отправить меня сюда учиться через год. То есть примерно этой осенью. - Я сделал паузу и вздохнул.
- Не слышал, что случилось с Карлосом после... после всего? - И, тут же вспомнив, я добавил:
- Кстати, оказывается, это он меня полиции сдал, подслушав наш разговор про графити. Asshole. Хотел в глазах моего отца подняться, видимо, быть полезным. - Конечно, Карлос всегда хотел быть во всем лучше сына своего наставника. Я не мог его в этом винить, потому что у него самого была неполная семья, но вёл он себя иногда крайне... недоброжелательно.
- Как прошли похороны? - Я знал, что лучше бы не задевать эту тему, но мне правда было интересно. Я не мог на них присутствовать, потому что это были мои обственные похороны, да и потом, я не был в состоянии себя контролировать, как новорожденный вампир.
- Ты на тот рок концерт в итоге сходил? Я слышал, что они будут снова выступать на Коачелле, но мне туда путь, как вампиру, заказан. - Я кисло усмехаюсь.

***

Я оборачиваюсь, чтобы опереться на ограду спиной, как тут замечаю, как в меня тыкает пальцем мужик в пальто, а рядом с ним - два бугая.
- Гуляете, девочки? - Пробасил один из них, как только они к нам приблизились.
- А вас послала вон та девочка поздороваться? - Кивая на мужика в пальто, отвечаю я.
Бугай разминает шею.
- Поздороваться и вытрясти из тебя бабло, которое ты у него украл.
- С каких пор "выиграл" приравнивается к "украл"?
- С тех самых, как ты получаешь по своему смазливому личику. - Он занёс руку, и я тут же оскалился.

Подпись автора

кордред

Мне нравится то, что Илай остаётся Илаем, несмотря на полтора года разлуки, несмотря на наши сущности. Мне нравится тот контраст - от холодной отчуждённости, которой он пытался придерживаться, к его тёплому взгляду, которым он смотрит на меня, и по которому я так скучал - до мурашек. И всё происходит так, как будто так и должно было быть - мы должны были снова встретиться, вот так бродить по улочкам, держаться за руки, целоваться, болтать о всякой чепухе. Словно я действительно уехал в Новый Орлеан учиться, а Илай - приехал меня навестить. Словно не он хотел несколько часов назад порвать мне глотку своими волчьими зубами, не он пытался делать вид, что я ему безразличен и даже противен. Я знал и чувствовал, что в его груди всё еще был тот самый огонь, который меня всегда в нём привлекал. Эта необузданная сила, энергия, бурлящая в его жилах. Мне казалось, что я чувствовал её через пальцы и это было сложно объяснить словами. С ним я чувствовал себя и сильнее, и уязвимее в разы.

- У магов это называется ковен, - поправляю его я и пожимаю плечами. - Родители часто брали меня на собрания ковена, чтобы я привыкал к ответственности и тому, что я - часть нашей семьи, на официальном уровне. Наша семья входила в число самых приближенных семей к главе клана и была весьма уважаемой, имела один из решающих голосов при решении вопросов. Но... - Я осёкся и прерывисто выдохнул. - Как сказали мне... вампиры, которые меня обратили, та наша поездка была изначально подстроена. От нас хотели избавиться, нас заказали, решив, что наша семья имеет слишком большое влияние и может быть... опасна. - Я сделал паузу на этом слове, понимая, что впервые говорю об этом вслух так прямо. - Сейчас я не состою в клане, но я двигался в сторону Нью-Йорка, чтобы найти мою бабушку. Она вампир и состоит в местном клане Obscurum. По сути, это единственный человек из моей семьи, кто остался в живых. Кроме меня. Если жизнь вампира можно назвать жизнью, - усмехнувшись, я тут же махнул рукой, словно отгоняя от себя эти мысли. - У меня был мини клан из моих убийц. И я очень надеюсь, что они были казнены, как подобает. - Я не вдаюсь в подробности и показываю, что не хочу развивать эту тему. Я не был целиком и полностью уверен в том, что Марло и её шайка были на том свете, и чем больше я о них говорил или думал, тем больше меня охватывало чувство, что я смалодушничал, струсил, и мне следовало бы убедиться в их смертях, чем убегать без оглядки.

- Я не удивлён, что мало, - выдыхаю и ёжусь - скорее по инерции, в последнее время я уже начал привыкать к постоянному холоду, что окутывал меня, однако упоминание могил родителей действительно заставило меня ощутить морозный холод по костям, от чего я поуютнее закутался в куртку. - Да, был. Перед нашей последней встречей в Нью-Йорке. - Я отвёл взгляд.

***

Воздух был тяжёлым, как и каждый новый шаг по кладбищу Макпела. Воспоминания призраками преследовали меня, и я знал, что они будут лежать здесь.

Больше негде.

Родители привозили меня сюда несколько раз в году в памятные даты - на даты смерти и некоторые другие важные дни, чтобы отдать дань памяти мёртвым. В частности - моему дедушке, и это было тяжело осознавать, ведь его жизненная сила некогда была заточена в кулоне, который теперь был на моей шее. Я точно помнил дорогу до склепа - по пятой аллее, мимо стелы и плачущей статуи девушки у надгробия Гарри Гудини в виде раскидистой скамьи. Склеп династии Ланье находился сразу позади неё - похожее на римское строение, с четырьмя белоснежными колоннами и портиками. Внутри каждый шаг отдавался эхом - я был здесь один, и от этого осознания внутри всё переворачивалось. Прямо перед входом были три новые могилы.

Рассел Ланье.
Софи Ланье.
Финеас Ланье.

На пути сюда я думал, что буду готов к тому, что увижу, но как оказалось - это было совершенно не так. Абсолютное ощущение одиночества охватило меня, как только я увидел эти надписи и услышал эхо своих шагов. Передо мной были могилы моих родителей - самых дорогих мне людей в этой жизни. Они были мертвы, и ничто уже не могло вернуть их назад. Были мертвы из-за жестоких политических игр, о которых отец мне рассказывал, когда говорил про историю кланов.
И здесь же была моя могила, где была похоронена вся моя жизнь. Мои надежды. Мои мечты. Жизнь, в которой я не был монстром, хладнокровной тварью, которая, как паразит, живёт за счёт других. Жизнь, в которой я мог быть с Илаем, и где были живы мои родные. Жизнь, где я мог стать полноправным представителем своей семьи в клане и стать известным магом.

Теперь же - всё, что мне оставалось, это жизнь после жизни, в которой я совершенно не знал, что мне делать и как мне быть, и лишь мои же убийцы мне и могли помочь выжить.
Осев на мраморный пол под тяжестью осознания реальности, я ощутил, как по моим щекам текут слёзы и, срываясь с подбородка, рассыпаются вдребезги об пол, как и всё, что было до той злополучной ночи.

***

Мне трудно было сосредоточиться, когда я знал, что Илай находится в нашем доме и ждёт, пока я освобожусь, однако я прилагал максимум усердий на занятиях, потому что знал - если покажу результаты, то отец отпустит меня раньше.
- Ты молодец, Финеас, в следующий раз попробуем следующее заклинание из книги, - я киваю и буквально не могу усидеть на месте, что невозможно скрыть от внимания отца, поэтому он тихо смеётся и даёт мне зелёный свет.
- Можешь идти.
Я пролетаю по коридору, буквально скользя по плитке, заглядываю  в одну комнату, в другую, пока, наконец, не нахожу Илая в библиотеке.
- Got you! - Я провожаю Карлоса взглядом и, прикрыв дверь за ним, несколько озорно смотрю на Илая в кресле, а тот, словно читая мои мысли, зовёт меня к себе всего одним жестом.
- Ммм? Ты хочешь заняться со мной сексом в библиотеке? - Скорее не уточняю у него, а смакую эти слова, этот образ на кончике языка, выдыхая ему в губы и затем целуя в них, тут же проникая в его рот языком и обнимая за шею обеими руками.

Это было какое-то сумасшествие. Я никогда не думал, что буду когда-то скучать по кому-то, пробыв в разлуке всего лишь час-полтора, но, оказывается, это вполне возможно.
- Что? - Я не сразу понимаю, о чём Илай говорит. - Карлос? Забей, он странный, - отмахиваюсь я, вжимая Илая в кресло и смеясь в губы из-за его расторопных действий. - Только не срывай их, прислуга уже устала их пришивать после тебя, зверь.

***

Зверь. Вот, кем теперь был Илай. А я и забыл об этом за всеми нашими разговорами о прошлом и будущем. Мне не приходится долго вспоминать этот факт - стоит только почувствовать опасность и увидеть, как меняются зрачки Илая. Наверное именно из-за этого у меня затормаживается реакция, и вместо того, чтобы поднырнуть под руку или отразить атаку мачете, я попросту стою на месте, пытаясь понять - в порядке ли Илай. А он - несётся, сломя голову, как всегда - напролом, и они с мужиком отлетают в сторону, катятся вниз по мостовой, считая плитку.
И тогда я вижу волка - бурого волка, который скалится и рычит. Большой и опасный зверь, который бросается на противника с одной целью - перегрызть ему глотку и убить. Замешательство происходит не только у меня, но и у второго нашего противника, поэтому я успеваю среагировать на его выпад в свою сторону, увернувшись, а затем - выхватываю в его руках нож.

- Ну что, малыш. Уверен, ты не волк, а вампир. Что предпочитаешь - осину или серебро? - Он скалится, и этот оскал искажает его и без того уродливое лицо.
Я уверен - нож серебряный, одно неверное движение может стоить мне жизни или, как минимум, глубокой и неприятной раны.
- Предпочитаю тебя - мёртвым, - лаконично отвечаю, растягивая губы в подобии усмешки в ответ.
Я просчитываю его движения. Выпад - уклонение, еще один.

Выпад.

- Держись увереннее и на полусогнутых ногах. На прямых ты не отразишь ни одну атаку, это базовый принцип.
- Научи меня. Я хочу уметь выбивать оружие из рук. - Я засучиваю рукава и послушно сгибаю слегка ноги в коленях.
Передо мной был один из бет стаи, в которую я помог вернуться Майклу. В качестве знака благодарности альфа стаи позволил мне пробыть с ними несколько дней, сколько мне потребуется, и сейчас я наблюдал за тренировками маленьких волчат с тренером. Оуэн был суровым, но справедливым наставником.
- Противник делает выпад, ты - уклоняешься в сторону, а затем делаешь рубящее движение рукой по кисти - не по пальцам, а по кисти. Вот так.

Выпад.
Уклон.
Удар - по кисти.
Перехват оружия.
Прокрутит в ладони и - всадить в чужую грудь, с размаху, слыша хруст костей, разрыв плоти, пульсацию крови в жилах, а затем - харканье и сгусток крови оказывается у меня на щеке, от чего я морщусь и, повинуясь тяжести тела, переваливаю противника через перила, вниз, в реку, в которую он падает с характерным всплеском.

Я дышу - жадно и резко, чувствуя адреналин в своих жилах, оглядываюсь по сторонам, убеждаясь, что не привлек ничью внимание, а затем - резко оборачиваюсь, выискивая Илая.

Волка.

- Илай! - Окрикиваю его.

Я вижу его - над бездыханным трупом, и я совершенно точно не хочу знать его дальнейшие планы на него.
- Илай!

Я отталкиваюсь от перил, понимая, что ноги меня слушаются с трудом - из-за напряжения в них, однако, сделав над собой усилие, я сбегаю вниз по пандусу и осторожно усаживаюсь рядом с ним, тянусь к холодной руке мужчины и убеждаюсь, что пульса нет.
- You've done enough. - Выдыхаю и смотрю на то, как он возвращается в прежнюю форму.

Зверь. Вот, кем теперь был Илай. Зверем по моей вине, и я осознал это явственно и чётко, лишьу видев его в его новом облике. Я медленно поднимаюсь, и, отвернувшись, подхватываю его плащ с мостовой. Он буквально загрыз этого мужчину собственными зубами и когтями. Я отряхиваю плащ от пыли и сжимаю зубы. Так не должно было быть. Он не должен был тоже стать чудовищем.
Оборачиваясь, я подхожу к нему и накидываю плащ на его плечи. На нём почти нет одежды - только остатки лохмотьев, которые ничего уже не прикрывают.
- Ты цел? - Спрашиваю, чтобы скорее заполнить паузу между нами, это молчание. А затем, поддавшись эмоциям, припадаю к нему и крепко обнимаю за лопатки, утыкаясь носом в его плечо и прикрывая глаза. От него странно пахло, но еще странее было то, в какой ситуации мы оказались вдвоем.
Я ощущал раздирающее чувство вины из-за случившегося, и вовсе не сегодня, а полтора года назад.

- Давай найдём тебе обувь и пойдём в мой номер. - Шепчу ему на ухо. - Я куплю тебе новую одежду. - Обещаю, но из объятий отпускать не тороплюсь, отстраняясь лишь через пару мгновений.
Илай ведёт пальцами по моей щеке, и я мотаю головой:
- Это не моя кровь. Я в порядке.

***

Уже в номере, стоя над раковиной, я смывал остатки крови со своей щеки и смотрел на то, как красная вода уходит в слив. Смыв кровь, я омыл всё лицо прохладной водой, будто это могло меня привести в порядок. Когда же я поднял взгляд, то в зеркале уже появиля Илай, и я невольно вспомнил тот день у него дома, в его ванной комнате, от чего мои плечи хотя бы немного, но расслабились, ослабив напряжение.
- Я впомнил, когда ты впервые мне признался в своих чувствах. - Озвучил эту мысль я вслух. - Я тогда испугался всей серьезности этих слов. Так глупо вспоминать это сейчас, но еще глупее то, что из-за этих чувств ты стал оборотнем. У меня до сих пор в голове не укладывается.

Подпись автора

кордред

- Технически, это называется колдун. Или маг, - я пожимаю плечами и тут же морщу нос, фыркая. Илай и его шуточки - я уже отвыкнуть от них успел, но вот они - во всей своей красе. - Латынь я учил, конечно, но Сатану не призывал ни разу, - подыгрываю его спектаклю и качаю головой. Меня порядком забавил его живой интерес к моей прошлой жизни, моему прошлому облику и быту. Это было весьма иронично, учитывая то, что он всегда был тем человеком, который знал меня лучше всех, и при этом не знал ничего про эту часть моей жизни. Элементарно по той причине, что были соглашения, устои и правила, которые мы не имели права нарушать.
- Не поверишь, но однажды я спрашивал у отца разрешения рассказать тебе правду о том, кто мы, но он мне популярно объяснил, что это категорически запрещено. И в этом есть здравое зерно. - Я помнил тот день весьма чётко - отец читал свежую газету, это было майское утро, ветер колыхал белоснежные занавески на террасе, мама играла в гольф со своими подругами, отец - курил сигару и что-то мурлыкал себе под нос, я же - пытался читать книгу, щурясь от полуденного солнца. Илай был сегодня занят, мы должны были увидеться вечером, чтобы пойти в новый открывшийся ресторанчик в Чайна-тауне - выбор был, конечно же, не мой, но спорить я был не в силах. К тому же, в тот день была наша годовщина - десять месяцев.

- Почему? - Спросил тогда я у отца, не отступаясь от собственных желаний и вопроса.
Отец отложил газету и внимательно на меня посмотрел, выдыхая табачный дым.
- Представь, если бы Илай внезапно сообщил тебе, что он - пришелец с другой планеты. Как бы ты отреагировал?
Его вопрос поставил меня в тупик, поэтому я крепко задумался, нахмурившись.
- У меня было бы много вопросов.
- Именно. Ты бы хотел узнать как можно больше о его планете, о том, какая у него миссия, как ему живётся на Земле, какой язык его родной и еще множество вопросов. Но Илаю категорически запрещено законом его народа рассказывать о своей планете, потому что иначе о ней может узнать тот, кто попытается сделать на этом состояние или что еще хуже - оружие.
Я медленно киваю.
- Я понял, к чему ты ведёшь. - Мне было трудно представить Илая пришельцем с другой планеты, но параллель была весьма прозрачной.
К тому же я действительно не мог предугадать реакцию Илая на то, что я - не обычный человек, а существо из другого мира, в котором действуют свои законы и правила, и, кроме того, существо, наделенное сверхъестественными способностями. И иногда я правда не знал, что происходит в голове у Илая, поэтому он мог выдумать себе что угодно - вплоть до того, что я его приворотил любовным зельем или прокляну, если он внезапно передумает со мной встречаться.

- Карлос был учеником моего отца, как и я. В ковенах принято, что старшие обучают младших на частном обучении, иногда ходят и в школы, но частное образование куда престижнее, потому что оно индивидуально. Карлос всегда соревновался со мной перед лицом отца. Поэтому он тогда меня сдал с граффити. - Я вижу некоторое воодушевление на лице Илая и хмыкаю. Видимо, недостающие кусочки паззла наконец складывались в его сознании, и, видимо, это было приятное чувство. Однако его следующий вопрос заставляет меня снова окунуться в холодную воду тревоги.

- Нет. - Глухо отвечаю я, отводя взгляд и смотря прямо перед собой на гладь реки, на её бурное течение, а затем - на тёмное небо, которое обволакивали тяжёлые тучи и которые не могли пробить тусклые огни вечернего города. - Это очень богатые и влиятельные люди. Я знаю их поимённо, но у меня нет ресурсов, чтобы заставить их заплатить нужную цену. - Я прерывисто выдыхаю и шмыгаю носом, чувствуя взгляд Илая на себе - тяжёлый, полный сожаления, сочувствия и в то же время тепла - он выворачивал меня наизнанку, и, несмотря на всю молчаливую поддержку, которую он сейчас мне оказывал, я вымолвил:
- Не смотри на меня так пожалуйста. - Тихо и глухо. Мне казалось, что в этом взгляде я находил для себя и укор - я знал, что это была лишь моя больная фантазия, смешанная с чувством вины перед собой же и памятью родителей, но я слышал в голове шёпот: "ты не отомстил за них, хотя ты знаешь, кто это сделал и чьи руки в их крови, ты знаешь, кто сделал тебя монстром, ты знаешь, что из-за них же им стал и я - оборотнем, зверем". Хотя я и знал, что винить убийц моих родителей в обращении Илая было бы весьма малодушно с моей стороны, но не закажи они убийство моей семьи, я бы не стал вампиром и нам бы не пришлось расставаться - разве что из-за глупого обучения в другом городе.

Он говорит, что ему жаль, а я не нахожу слов, опуская глаза на его пальто, изучая его цвет и текстуру. Мне тоже было жаль, и я не мог передать словами - насколько.
- Меня не убили только по той причине, что на мне был этот медальон, - я приподнимаю кулон на ладони, показывая амулет в виде солнца. - Раньше он принадлежал моей бабушке, в нём некогда был заключён дух моего деда, но любой амулет перестаёт работать со временем, теряет свои магические свойства. И если раньше он мог оберегать вампира от солнца, то сейчас это не больше чем сувенир на память. Благодаря которому я стою сейчас здесь перед тобой. - Хмыкаю и показываю гравировку на обратной стороне украшения, обводя рельефные буквы пальцем. - Фэй Лоуэлл. Это бабушка по линии моей мамы. Когда-то она тоже была волшебницей, однако в незапамятные времена примкнула к клану вампиров, чтобы наладить отношения между ковеном и кланом. Вампирша, которая была вожаком группировки, что меня обратила, была её давней подругой. Если бы не эта связь... Я был бы уже с родителями. - Заканчиваю свою мысль и веду неловко плечом.

***

Я вцепляюсь в его плечи пальцами, сжимая на них пальто, вслушиваюсь в биение его сердца - ускоренное, почти лихорадочное, и улавливаю, как оно постепенно замедляется. Он в порядке. Он обратился обратно. У него есть контроль. У него царапина, но я знаю - у оборотней раны тоже заживают быстро, поэтому это не так страшно. Куда страшнее мысли меня посещали, когда я был в лагере оборотней, куда вернул мальчишку-волчонка. Наблюдая за стаей, за их взаимоотношениями, за тем, как тренер волчат Оуэн воркует со своей девушкой - Шилой, как они общаются, как смотрят друг на друга, я ловил себя на мысли, что невероятно одинок.
- У тебя есть, за кого держаться в этом мире? - Вкрадчиво спросил Оуэн, словно улавливая моё настроение и мысли.
Я помедлил, а затем уткнулся носом в свои колени, смотря на языки яркого пламени, еле заметно качая головой.
В груди щемило от чувства тоски - по прежним временам, по Илаю, по тому времени, когда не надо было искать себе пропитание, когда можно было попросту зайти в супермаркет или ресторан, когда меня не сводила с ума жажда, когда всё было совсем иначе. Когда я - был другой. Где-то в Америке, в штате Нью-Йорк или же в Канаде - я не знал точно, был Илай, и думал, что я отказался от него в угоду своих амбиций и жажды мести. А правда была куда прозаичнее - просто я теперь был обречён на вечную жизнь, а Илай... Илай был смертным человеком.

Теперь же Илай был оборотнем, и я не знал, какие именно эмоции испытываю на этот счёт помимо сожаления и чувства вины.
И всё, что мне хочется ему сказать сейчас это:
- Идём домой. - Отворачиваясь, чтобы спрятать своё лицо и вызывая такси.

***

Я фыркнул и покачал головой:
- Конечно я отражаюсь, дурак, - журю его, однако вспоминаю, что раньше тоже считал, что вампиры не отражаются в зеркалах. - А ещё мне плевать на чеснок и соль, если тебя это интересует. - Добавляю с усмешкой, вытирая ладони о полотенце, прежде чем почувствовать тяжесть его ладоней на своих плечах, прерывисто выдыхая и опуская плечи. Его горячее дыхание у виска, это нежное прикосновение сводят меня с ума, смешивают все мысли в голове, заставляя слегка улыбнуться. Я уже и забыл, как это - быть с ним рядом, забыл, как кружится голова.

- Ты же понимаешь, что этого не должно было произойти, - всё равно спорю с ним, потому что не считаю это нормальным. Это НЕ нормально, что теперь и он - часть этого мира. Я никогда даже мысли не допускал подобной в своей голове.
- Я не считаю это карой, я считаю это... недоразумением, глупостью, моей ошибкой, - оборачиваюсь на него и развожу руками. - Но я не знаю, что я должен был тогда тебе сказать, чтобы ты отступился. Я наступил себе на горло, сказав, что ты мне не нужен, я думал о тебе всё это время, чувствуя себя безумно одиноко, это попросту сводило с ума, но я никогда не хотел вернуть тебя в свою жизнь такой ценой. Это не перст судьбы, Илай, - качаю головой, не соглашаясь. - В чём радость не иметь над собой власти в полнолуние или во вспышки ярости и злости? Неужели ты мне хочешь сказать, что ты осознанно выбрал это в обмен на то, чтобы сегодня состоялось? - Я понимаю, насколько это страшно выглядит лишь когда озвучиваю это сам. Вслух. Я смотрю на Илая во все глаза и поджимаю губы, понимая, что всё так и есть. Он знал, на что шёл. Он знал и был согласен.

Дурак.

Я открываю было рот, чтобы спросить: "защитить от кого?", но вовремя останавливаюсь, понимая, что иначе этот разговор затянется, а меньшее, чего я хочу - это ссориться с ним на этой почве в нашу первую же встречу спустя столько времени. Возможно он и был прав в чём-то - хотя бы в том, что выбирая сейчас между чувством вины и ним, я скорее выберу второе. Я слишком долго и часто представлял нашу встречу, чтобы испортить сегодня какими-то препираниями и увещеваниями о том, что он потупил глупо. Он поступил так, как считал нужным, и этого было не исправить.

- Ты прав, - сдаюсь, подходя к нему, и беру его ладони в свои, переплетая пальцы, чувствуя их тяжесть между своими, чувствуя его взгляд - внимательный, нежный, смотрящий прямо в душу. - Я не хочу думать и говорить об этом хотя бы сейчас. - А затем, немного погодя, еле заметно улыбаюсь уголком губ:
- Только ночь? Планируешь сбежать, пока я буду неспособен выйти на свет божий? - Хмыкаю и тяну его на себя, увлекая прочь из ванной, прихватываю бокал с собой и делаю один глоток на ходу, прежде чем поставить вино на столик - почти не глядя и, опустив Илая на край кровати, сесть ему на бёдра, обнимая за шею и целуя - размеренно, неторопливо, но в попытке передать все те чувства, все эмоции, всё чувство тоски по нему.
- Надеюсь ты не становишься волком, когда перевозбуждаешься? - Спрашиваю всего одну вещь, резко отрываясь от его губ, а затем, выдержав минутную паузу, усмехаюсь и выдыхаю ему в губы:
- Шучу. - Словно возвращая ответ за ремарку с зеркалом.

Подпись автора

Илай шутит, что расставание идёт мне на пользу, и я хмыкаю и качаю головой - он ни капли не изменился в своих глупых шутках и пикап-фразах, и, пожалуй, именно этот факт помогает мне, наконец, выдохнуть и опустить плечи. Впрочем, я не перестаю думать о том, как он изменился в лице, стоило мне упомянуть его волчью сущность и вопрос контроля. Сегодня я уже видел, как он его потерял - при этом из-за меня. В одном я мог быть уверен - каким бы страшным ни был для меня волк внутри него, гипноз мог помочь мне его успокоить. Наверное, я попросту всё еще до конца не осознавал то, что произошло: что Илай действительно на это пошёл, что теперь мы принадлежали одному миру, и я мог не скрывать от него всех тех скелетов в шкафу, которые мне было запрещено ему показывать.. На самом деле, меня всегда это сильно расстраивало: я не мог показать Илаю, какой я на самом деле, не мог поделиться с ним тем, что мне по-настоящему нравилось - чем-то из потустороннего мира. Теперь же у меня эта возможность была. Теперь я мог рассказать ему, какой артефакт я на днях приобрёл и что он делает, рассказать про магию, про оборотней и других существ, с которыми я сталкивался, про инквизицию... Ах да. В мире были всё же вещи, про которые мне с ним лучше было всё же не говорить. Например, об инквизиции. Я до сих пор вспоминал то светящееся оружие в руках отца Илая, и я не хотел бы рассказывать ему о том, что видел и знаю. Но всё же... возможно, стоило? Я не знал, возвращался ли Илай домой. Если он собирался - я должен был его предупредить, потому что вряд ли его отец будет в восторге, если...

Я поджимаю губы и прикрываю глаза, ощущая ладони Илая на своем теле. Правильно. Надо отключить мозг хотя бы сейчас, хотя бы в этом моменте - перестать бежать куда-то вперёд, пытаться просчитать всё на несколько шагов. Я так устал от этого. Устал быть один. Сейчас же Илай был здесь, со мной, рядом, и его горячие пальцы обжигали моё тело, как и его поцелуи. Он целует меня так жадно, и в то же время нежно, что у меня сводит низ живота и комната слегка плывёт перед глазами, поэтому я их прикрываю, растворяясь в нём.
Только Илай имел надо мной такую власть.

Это было настолько хорошо, что мне было дурно и страшно. Я совершенно точно осознавал, что если мы сейчас проведём ночь вместе, то я уже не смогу отказаться от Илая. Никогда больше. Но что я осознавал ещё чётче, так это то, что я скучал по нему так безумно и безумно изголодался по теплу его тела, его вниманию и ласке. Он знал меня как облупленного, видел меня насквозь. Он попросту был логичным продолжением меня самого, второй частью наших отношений.
В этом больно признаваться, но я так и не смог разлюбить Илая за все то время, что прошло после нашего разговора под дождём в Нью-Йорке. И я бы никогда не смог. Я просто это знаю. Я смог бы обманывать себя, сколько душе угодно, но разлюбить? - разлюбить - никогда.

Я покачиваюсь на его коленях, елозя по махровому халату и тому, что под ним, чувствуя, что Илай уже слегка возбуждён нашей встречей. Я тоже, от чего даже слегка пересыхает во рту. Я веду ладонями по его плечам и прихватываю края халата, аккуратно стягивая их  его плеч, оголяя их, касаясь обнажённой кожи прохладными подушечками пальцев, понимая, что они слегка дрожат от возбуждения. Действия же Илай на контрасте с моими резвые и торопливые, так что я не могу сдержать улыбки и выдыхаю:
- Easy, tiger, - как в наш первый раз на той стиральной машинке. - Не порви пуговицы, а то я тебя знаю. - Илай любил срывать пуговицы и рвать на мне одежду, как будто ген вервольфа всегда был заложен где-то глубоко в нём. Чаще всего это случилось в порыве страсти, иногда я попросту позволял ему это, подначивая и приговаривая, чтобы он рвал ткань, потому что мне на неё "плевать". Это был период, когда рубашки менялись как перчатки, денег было много, жизнь была беспечной. Сейчас я был куда больше скован в деньгах, потому что на наследство я не претендовал в силу своей смерти, однако денег мне хватало на покрытие своих расходов, да и к тому же игра в покер в подполье была очень прибыльной.

Я наблюдаю за действиями Илая чуть сверху вниз и ловлю его быстрые взгляды, как если бы он спрашивал разрешения касаться меня. Только я знал, что оно ему не нужно. Илай и без меня знал, что я всё еще принадлежу ему. Протянув ладонь, я веду ей по его щеке, очерчиваю его колючий подбородок.
- Ты совсем оброс, - хмыкаю и склоняю голову набок. - Мне нравится. - Добавляю и ловлю его взгляд, чтобы склониться и снова поцеловать его в губы - тягуче и размеренно, прихватывая нижнюю и посасывая, оттягивая на себя.

Мы постепенно избавляемся от одежды - Илай стягивает с меня рубашку и штаны с бельём, а я скидываю с него до конца халат, заигрываю с его поясом и, закинув тот ему через шею, тяну к себе за края, чтобы целовать - снова и снова.
- Ложись, - толкаю его в грудь и сам сажусь сверху на его бёдра, веду ладонями по его подкаченному телу и склоняюсь к губам, чтобы запечатлеть поцелуй и начать спускаться ниже - к уху, к шее, ключицам, груди, животу, оставляя влажные дорожки от языка, пока, наконец, не дохожу до таза и косых мышц живота.
- Ты стал больше заниматься спортом, обратившись в вервольфа? Или это какая-то фича расы? - Уточняю и усмехаюсь, смотря на Илая снизу вверх и устраиваясь между его ног на локтях. Обхватив член у основания ладонью, я несколько раз неторопливо провёл по нему и несколько раз похлопал им по своим губам. Подмигнув Илаю, я оставил поцелуй на чувствительной коже и, высунув язык, принялся водить им от основания к головке раз за разом, пока не взял её в рот, посасывая с тихим стоном.

Вкус был всё тот же, несмотря на всю смену обстоятельств.
Мы были другими, несмотря на то, что вместе были всё те же.

Подпись автора

кордред

От меня не могла укрыться резкая перемена в поведении Илая. Подняв на него взгляд, я заметил, что в его глазах застыла влага, и, грустно улыбнувшись, я потянулся к его лицу, большими пальцами стирая её и собирая поцелуями солёную дорожку слёз. Прижавшись к его лбу своим, я невольно потёрся кончиком носа о его нос и прерывисто выдохнул, ощущая, как покалывает кончики пальцев от мурашек и приятных ощущений, разливавшихся по телу.
— Я тоже очень скучал. — Признаюсь тихо.
Я скучал, когда видел парочки, держащиеся за руки; скучал, когда видел постеры с рекламой супергеройских блокбастеров; скучал, когда видел в меню его любимое пиво, скучал, когда листал галерею в телефоне, которая была забита его фотографиями, и удалить которые у меня не поднималась рука.
— Дурачьё. — Фыркаю в ответ на слова про старение, и понимаю, что не хочу сейчас об этом думать. Я еще не осознавал в полной мере, что мне отведена вечность и вечная юность. В этом был свой шарм, но были и свои недостатки.
«Если ты умрёшь, я этого не переживу и найду способ покончить с собой» — мелькает в моей голове мысль — юношеский максимализм, как бы назвал это Илай, поэтому я не говорю этого вслух — это было бы малодушно, потому что мы только встретились спустя столько времени.

Я пытался вложить весь смысл этого «я скучал» в свои действия, вырывая из Илая ответные реакции. Он всё так же ярко реагировал на меня, я помнил все его любимые слабые точки, и он — как всегда подначивал меня, используя мои слова против меня же, заставляя улыбаться и взять в рот глубже, опускаясь до самого конца, вбирая член так, что головка упирается в стенку горла, а мои волосы касаются его внутренней стороны бёдер, щекоча. Задерживаюсь на пару мгновений, делаю несколько глотающих движений и рвусь наверх, выпуская член изо рта и позволяя густой слюне тянуться от головки к моим губам. Смахиваю её пальцами и обволакиваю ей член, начиная надрачивать, с интересом и желанием поглядывая на Илая.
— У меня никого не было после тебя. — Решаю признаться. — Поэтому если что-то не так, просто скажи. — Добавляю, немного смутившись от того, как прозвучали мои же первые слова.
Оставляю дорожку из поцелуев на его паху, спускаюсь ниже и веду языком от яичек к головке, целуя в неё и щекоча дырочку, тут же обдавая её прохладным воздухом.
— Тебе нравится? — Усмехаюсь и веду ладонью по его животу, поглаживая.
Какой же он был красивым. Это была первая причина, по которой в тот вечер я заманил его в прачечную, даже не подозревая, какой клад по итогу мне достанется.

***

Я заведомо зашторил окна, чтобы свет не пробивался через них с утра, поэтому в комнате был полумрак, что, впрочем, не мешало мне читать, устроившись под боком у спящего Илая. Моё тело ощущалось тяжелым после минувшей ночи, но в то же время я чувствовал себя словно отдохнувшим. Илая всё так же сладко и умиротворенно посапывал, я же не мог столько спать, да и не нуждался в этом. Несколько минут я просто любовался его расслабленным лицом, а после принялся за книгу, поэтому когда над ухом прозвучал хриплый голос, я чуть запрокинул голову назад, чтобы посмотреть на Илая вверх ногами и улыбнуться ему.
— Нет, ты куда интереснее, — я вынужденно откладываю Преступление и Наказание Достоевского — в последнее время меня интересовала русская литература, с тех пор как я нашёл перевод коротких историй Толстого.
— Я не знаю, который уже час, да и какая разница, — пожимаю плечами и поглаживаю его пальцами по руке, которая обнимала меня поперек горла. Он целует меня, и я спокойно выдыхаю ему в губы, отзываясь на поцелуй и смотря ему в глаза, понимая, что по этому чувству умиротворенности я тоже скучал. Казалось, что сейчас мы лежим в кровати в моей комнате дома, и что вот-вот в дверь постучит Кэтти и спросит, спустимся ли мы к бранчу, а затем мы будем гулять по нашему домашнему саду, моя мама погадает нам на Таро, а отец вечером будет рассказывать истории за ужином.
Меня забавит то, как Илай быстро спохватился, вспоминая о моей сущности, от чего я улыбаюсь и касаюсь его носа подушечкой пальца. Устроившись поудобнее у него под рукой, я выводил узоры на его коже и, потеревшись носом о его шею, выдохнул:
— Нет, я ещё не завтракал, но у меня есть с собой пакетик крови. Раньше я охотился. На людей. Когда жил с вампирами, которые меня обратили. Но в последнее время я одиночка, и с этим чуть сложнее. Зато я не убиваю людей. — Хмыкаю. — Если знать места, кровь можно купить, можно завести себе донора. Я ещё слышал, что есть артефакт, который превращает воду в кровь, но не знаю, правда ли это. — Целую его в ключицу и втягиваю его запах, понимая, что голову слегка ведёт. — Ты вкусно пахнешь, кстати. Даже несмотря на то, что пахнешь ещё и волком. — Замечаю и глажу его уже по животу, очерчивая контур впадинки в нём. — Ну а ты питаешься как обычно, верно? Я из обычного могу пить жидкости, но это не утоляет жажду, но мне всё так же нравится кофе, поэтому я его пью из-за вкуса. Обычная еда не приносит никакого насыщения, так что есть её тоже нет смысла. Алкоголь влияет на меня, но в меньшей степени — то есть мне надо выпить куда больше, чем человеку, чтобы захмелеть.

***

Когда-то в древней Греции, на острове Менинкс жило необычное племя, имя которому было Лотофаги. Это было мирное племя, но примечательно было то, что питались они плодами лотоса. Однажды, согласно Гомеру, к ним на остров прибыли Одиссей и, отведав этих сказочных плодов, впал в забвение, забыв о том, куда держал путь, о том, где его Родина, позабыл обо всём и пожелал остаться в стране Лотофагов навсегда.

Рядом с Илаем я ощущал себя как Одиссей у этого мирного племени.
Рядом с ним будто стирались границы времени, утро перетекало в ночь, а день в вечер.
В первые несколько дней мы не могли насытиться друг другом — часами могли не вылезать из постели, и не только занимаясь любовью, а разговаривая обо всём на свете. Он рассказывал мне про свою стаю, я — про то, как стал вампиром; он рассказывал про то, что побывал в Канаде, а я — какие города США уже посетил и какие расы уже повстречал. Мы много гуляли по окрестностям, Илай много фотографировал — в том числе меня. Я не противился, позировал ему, и лишь просил не выставлять это никуда, потому что по всем параметрам я был мёртв и возвращаться из живых не планировал. Мне даже удалось затащить Илая в местный Музей Искусств и Музей Джаза. Особенно нам понравилось прогуливаться по французскому кварталу, пешеходной улочке, где были трёхэтажные дома с балконами, опоясывающими здания. Возле одного из домиков был фонтан, присев на край которого, мы мечтали о том, что однажды вместе поедем во Францию, я рассказывал Илаю о том, что уже давно составил список мест, которые хотел бы там посетить, а он слушал — как и всегда, слушал и зарывался носом в мои волосы, целовал в скулу и обнимал — так, что у меня создавалось впечатление, что он и не слушает меня вовсе, а занят своим делом, понятным только ему.

— У тебя есть монетка? — Спрашиваю его, глядя в бурлящую воду фонтана.
Он хмурится, и я пожимаю плечами, поясняя:
— Чтобы вернуться. Мне здесь понравилось.
Илай сунул руку в карман в поисках цента, и именно в тот момент до меня дошло, что мои слова уже звучали как подводка к нашему прощанию.
Глядя на то, как сосредоточенно он искал для меня монетку, я ощущал странный укол совести от того, что меня посетила эта мысль — что я вспомнил, зачем я вообще оказался в Новом Орлеане, и что, вообще-то, мне надо в Нью-Йорк. Я не мог с точностью сказать, сколько дней прошло и насколько я задержался, отклонившись от курса. Этот цветок лотоса был слишком соблазнительным, чтобы от него отказываться.

Что было ещё хуже — я любил его. И не был готов потерять, лишь обретя.

Вероятно Илай даже не подозревал, что когда он засыпал, я ещё некоторое время не мог уснуть, лёжа в кольце его рук, слушал его мирное дыхание и наблюдал за тем, как он мирно посапывал, лишь изредка хмурясь во сне, видимо, недовольный происходящим в нём. Иногда он сжимал меня крепче, что заставляло меня улыбнуться.
В ту ночь, когда я размышлял о том, как подвести Илая к мысли о том, что мне надо в Нью-Йорк, в моих мыслях еще даже не было варианта бросить его здесь одного. Однако одна маленькая деталь — тот самый укол, и уже не совести, а в подсознании, заставил меня вырваться из этой пелены сладкого забытья, и вернуться к суровой реальности.

Если бы вы спросили меня, как вампир чувствует нахождение своего создателя в непосредственной близости, я бы не смог передать вам весь тот спектр химических реакций, коктейля, что испытал вместе с ужасом. Когда ты чувствуешь, что создатель уже близко, твоё тело ощущается не совсем как родное, а в голове начинается какая-то какофония. Вероятно, я бы сравнил это с дурацким «паучьим чутьем» из мультфильмов про человека паука, который показывал мне Илай.
Я чувствовал кожей и нутром, что Марло была где-то в Новом Орлеане или его окрестностях, и встречаться с ней я не хотел. Одним разом я вспомнил, что собирался в Нью-Йорк, чтобы найти свою бабушку, чтобы вступить в клан и больше не бояться этих встреч, ведь я буду под протекцией. И в тот же миг мой обеспокоенный взгляд скользнул по лицу спящего Илая, который и не подозревал, что сейчас происходит в моей голове.
Я не мог притащиться с собой в клан оборотня. И я не мог оставаться здесь, рядом с ним, чтобы Марло узнала, что мы вместе, что он связан со мной, что он — моя слабость. А я был более чем уверен, что эта рыжая бестия далеко не в восторге от того, что я натравил на них инквизитора с целью убить. Будь я на её месте, я бы хотел себя убить. Или же причинить как можно больше боли. И только затем — свести концы с концами.

Я должен был принять решение — и прямо сейчас. Закусив губу, я прерывисто выдохнул и дрожащими пальцами провёл по щеке Илая, от чего он слегка поморщился во сне, но тут же расслабился. У него была горячая кожа в отличие от моей ледяной, и мне нравилось греться, прижимаясь к его телу. Но, как Одиссей покинул племя Лотофагов, так и я должен был отправляться в путь, и чем скорее, тем лучше. Я был уверен, что Марло будет лишь приближаться, к тому же — так близко я не чувствовал её уже давно, и это было опасно. Я осторожно убрал со своей талии руку Илая, и он заворчал, приоткрывая один глаз, на что я успокаивающе шепнул:
— Спи, всё хорошо. — Я более чем уверен, что он не запомнит это недопробуждение; я тихо оделся и собрал свои немногочисленные вещи, затем написал небольшую записку на странице из скетчбука и оставил её на тумбочке; окинул комнату взглядом, снова посмотрел на сонную мордашку Илая и, ссутулив плечи, шепнул:
— Прости меня.

В записке было всего несколько слов: «Прости, я должен отправиться найти свою бабушку. Это моя единственная зацепка, и я не могу больше оставаться на месте. Тебе будет опасно со мной; я найду тебя, как только закончу».

Тихо прошмыгнув за дверь, я ощутил, как бремя вновь рухнуло на мои плечи. Я снова его подводил, и не договаривал ему, надеясь, что так будет лучше.

***

В Нью-Йорке я должен был встретиться с одним хитрым лисом. Эштон Кларк — мой контакт, с которым я виделся только один раз, и то с Итаном, должен был ждать меня на причале на Манхэттане. На удивление, мы быстро нашли общий язык, когда встретились. Эш рассказал мне о том, что пригород Нью-Йорка напоминает ему старую добрую Германию, и что он долго жил в ГДР. В отсутствие инквизитора Эш был куда более разговорчивым и дружелюбным.
— Так ты говоришь, что существует артефакт, который мешает другим находить тебя?
— Ага, даже я со своими причиндалами и наворотами тебя найти не смогу. Тут даже Зеркало Вультус бесполезно, как и Компас Калипсо. — Он посмотрел на меня, понимая по моему лицу, что я впервые слышу такие названия. — Короче, всякие штуки, которые помогают мне находить нужных людей.
— То есть ты можешь найти кого угодно и где угодно, если на нем нет какого-то анти артефакта?
— Ага, типа того! — Он гордо выпятил грудь. — Только вот кольцо, о котором я тебе говорил, весьма редкое и дорогое.
Я кивнул.
— Держи меня в курсе, если оно у тебя окажется. — Это кольцо могло стать весьма полезным, чтобы не ощущать связь с Марло и не бегать от неё постоянно.
— Сейчас напишу тебе контакт, который проведёт тебя в клан, и свяжусь с ним. Только веди себя хорошо, — Эштон подмигнул мне, царапая что-то ручкой на листке, вырванном из блокнота.
На пирсе было малолюдно в этот час - моё любимое место, в котором весь город был как на ладони, в дневное время забитое туристами. Мимо пробежал мужчина на пробежке, в небо взмыла чайка с характерным криком, Эш поднял голову, и я увидел на его лице хмурое выражение лица. Он смотрел куда-то мне через плечо, заставляя меня тоже обернуться.
Не успев что-либо осознать, я моих губ сорвалось короткое удивлённое:
— Как ты...?
...меня нашёл?

Отредактировано Phobos Wander (04.02.2023 18:28:56)

Подпись автора

кордред

Я до сих пор не до конца мог поверить, что спустя столько месяцев разлуки мы снова оказались вместе, в одном городе, в одной постели. Было ли это совпадение, или, всё-таки, как Илай и говорил, провидение? Пожалуй, это было последнее, о чём я думал сейчас, целуя головку его члена, прежде чем засосать её вместе со слюной обратно в объятия своих губ. Я старался сделать ему приятно, словно в надежде извиниться за ту боль, что причинил ему в нашу последнюю встречу, и я понимал, что сам мог лишь отдалённо предполагать, как сильно его ранил. Несмотря на то, что это был обоюдоострый клинок и самому мне пришлось наступить себе на горло, чтобы оттолкнуть Илая от себя, я хотя бы понимал свои мотивы и причины поступков, в то время как он - не понимал ровным счётом ничего. Со стороны Илая это выглядело так, будто я попросту отказался от него, сообщив, что да, было классно, но пора прощаться.

Этот разрыв не шёл ни в какое сравнение с тем, как я рвал с Беном. До встречи с Илаем я был той ещё повесой, а ему удалось каким-то образом завладеть мной и моим вниманием. Было ли всё дело в нашей ненасытности друг до друга? Или в том, что мы были совершенно разными, яркими личностями, которые постоянно боролись за главенство в нашей паре? Бьюсь об заклад, многие делали бы ставки, как быстро мы разбежимся с грандиозным скандалом, но мы продержались целый год и продержались бы и ещё дольше, если бы не все остальные вводные и твисты нашего сюжета.

Говоря откровенно, у меня ни с кем не было столько секса и желания физического контакта в принципе, сколько с Илаем. Мы постоянно касались друг друга - мимолётно или нет, переплетали пальцы, обнимались, пихали друг друга в бок, всё, что угодно. Мне даже удалось его заставить пару раз танцевать как парочке под джаз. Почти каждое наше свидание заканчивалось в кровати: зачастую я заигрывал с Илаем, так сказать, кокетливо водя его за нос, а затем пытался ускользнуть домой. Мне нравилась эта наша маленькая игра: я заводил его до чёртиков в глазах, а затем он хватал меня за запястье и разворачивал к себе обратно, не отпуская, целуя так жадно, как мог это делать только он. А я - попросту сдавался, как будто бы это не было моим изначальным маленьким хитрым планом, пуская его в свою спальню снова и снова. И снова. И я даже как-то не заметил, как пустил его в свою душу.

Меня греет мысль, что у него тоже никого не было - если вампира в принципе возможно чем-то согреть. Наверное, стоило сказать, что меня это не удивило, но это было не правдой. Учитывая горячий темперамент Илая и его способность рубить с плеча, я бы не удивился, попытайся он переспать с множеством людей в попытках забыть меня, перебить мой запах и воспоминания обо мне. Звучит нарциссично? - но ведь это правда. Мы так глубоко засели друг у друга под кожей, что эти воспоминания попросту невозможно было выкинуть на ветер, перешагнуть и пойти дальше.  Как наркоман испытывает ломку без новой дозы, так мы оба страдали от одиночества. И, как вышло, справлялись с ним весьма гордо и самодостаточно, чтобы при первой же встрече накинуться друг на друга. Я чувствовал это напряжение ещё там - в переулке, когда Илай взял контроль над своим зверем благодаря гипнозу и дыхательным практикам. Мы могли сорваться ещё тогда, но здравый разум ещё где-то присутствовал. К тому же, мы, быть может, и были чудовищами отныне, но явно не зверями по своей изначальной природе.

У меня до сих пор в голове не укладывалось то, что этот идиот решил обратиться в вервульфа, чтобы пойти по моему следу. Помнится, однажды мы с Илаем обсуждали Ромео и Джульетту, я разглагольствовал, что это весьма красивая, но глупая трагедия, построенная на трагедии положения. Илай же тогда сказал вещь, которая заставила меня буквально замереть на месте. Что он поступил бы так же, окажись я мёртвым. И он почти не соврал. Он был ходячим мертвецом, когда наткнулся на меня в дождливом Нью-Йорке. А затем действительно последовал за мной, став монстром.

Моим монстром.

Если подумать, он ни разу меня не обманывал и не подводил. Всегда его подводил я.

***

Я отвожу взгляд и перебираю край закладки книги. Это был странный вопрос, который звучал примерно как "ну и каково тебе быть безжалостным серийным убийцей?", заданным тоном  в духе вопроса "как ты находишь погоду сегодня?" Я нахмурился, пытаясь подобрать слова. Яркие образы калейдоскопом проскочили у меня в голове вереницей воспоминаний: кровь, крик, звук рвущейся плоти, смех, испачканная одежда, заляпанная кровью, ощущение насыщения и пустоты одновременно.

- Когда меня только-только обратили, у меня была неконтролируемая жажда новорожденного вампира. Я убивал много и жадно, и я ничего толком не помню из того, что натворил. По новостям потом передавали про серийного убийцу в Балтиморе, который загрыз своих жертв настолько, что их было практически невозможно опознать. Я узнал в одной из жертв женщину, которую выпил. Мне стало страшно. - Я повёл плечами, ёжась как от холода, снова посмотрел на Илая. - Вампиры, с которыми я был вынужден жить, охотились на людей, для них это было своего рода ритуалом, в котором мне приходилось участвовать. Им нравилось загонять жертву в угол, измываться над ней. Я чётко помню, как одна из таких жертв, будто уловив мой отсутствующий взгляд умоляла меня помочь ей. Этот животный страх на дне зрачков, то, как зашкаливает пульс - кровь особенно ярко звучит, когда жертва понимает, что вот-вот умрёт. - Я говорил об этом тихим, но завороженным голосом. - Я испытывал отвращение к самому себе за то, что мне это нравилось. И не нравилось - одновременно. Убивать было ярко, вкусно и интересно. Как будто играет в какую-то игру, но на деле - играешь чужими жизнями. - Я покачал головой и вздохнул. - Я стал паразитом и прекрасно это понимал, поэтому стал искать альтернативные способы питания, как только... откололся от своей "стаи". Это гораздо сложнее и иногда я до сих пор срываюсь на зов крови, особенно если где-то происходит несчастный случай с сильным кровотечением.

Илай смеётся, я хмурюсь и пихаю его в бок.
- Эй, я тут тебе вообще-то  душу изливаю! - Однако у Илая смех - заразный, как и всегда, и я тоже не могу прыснуть с этого. - Вот загрызу тебя, смешно тебе уже не будет! Хотя я ни разу не пробовал оборотней на вкус. - Звучало пошло, даже слишком, одного оборотня на вкус я пробовал уже вчера, устроившись между его ног.

Я внимательно смотрю в его глаза и склоняю голову набок, будто спрашивая "ты серьезно?", и встречая в его глазах ответ, машинально облизываюсь, чувствуя, что всё же был бы не против его попробовать. Мы целуемся - мягко, тягуче, я не могу сдержать улыбки от его слов о яслях.

- Хочу узнать, какой ты на вкус. Я чувствую твой запах, но это другое. - Я соскальзываю на его шею и веду по ней кончиком носа, вдыхая аромат, затем - провожу по ней кончиком языка, чувствуя, как бежит под кожей кровь по вене. - Ты такой тёплый. У тебя, наверное, и кровь температурой выше, чем у людей. - Делаю предположение, оглаживая тонкими пальцами его плечо, грудь. - Ты ведь не против? - Уточняю ещё раз, шепча ему на ушко, кусаю за мочку, будто заигрывая со своей жертвой, которая может меня завалить гораздо легче даже, чем я её. - Я постараюсь не увлекаться. - Я заползаю на Илая сверху, устраиваясь на его бёдрах, будто нарочно притираясь к его паху своим, зная, что так его кровоток лишь ускорится. Снова склоняясь к его шее, я оставляю цепочку из влажных поцелуев на коже, а затем, мягко и будто по маслу вонзаю в него клыки, прикрывая глаза, крепче сжимая его плечо ладонью, чувствуя, как горячая, кипучая кровь окропляет мои губы, язык, которые я слизываю её, жадно лакая, глотая, сам не замечая, как тихонько урчу от удовольствия.

***

Илай был прав одном - он уже не был человеком и был способен на многое, иначе он бы не смог отыскать меня так быстро. Мне не стоило недооценивать его пыл и полагаться на случай - глубоко в душе я знал, что он пойдёт за мной. Могла, конечно, сыграть и его гордость, но мы забыли о ней на несколько дней, пока были вместе. Глупо было предполагать, что обида позволит ему отступить и снова упустить меня. В конце концов, он зашёл так далеко. А проигрывать Илай ненавидел.

Но я не ожидал, что он пустится по моему следу так скоро, так быстро найдёт меня. Он действительно стал первоклассной ищейкой и его не стоило недооценивать. То, как он смотрит на Эштона, порождает во мне неоднозначные ощущения. Я чувствую волка, ревнивого волка, от чего вздыхаю - эта его черта попросту неизменна. У Илая напрочь отключаются мозги, когда он меня ревнует, так было, есть и будет. Один раз он даже в драку полез из-за этого, получил в нос, а потом я отчитывал его на парковке, прикладывая лёд и уговаривая поехать со мной в больницу. Он был упрям до ужаса, его взгляд сужался до маленького квадрата, в котором он видел лишь ту картину мира, в которую верил.

Вероятно сейчас он верил в то, что я тот ещё говнюк и способен сбежать от него ради какого-то романа. С другой стороны, если подумать за него шире, он ведь приехал сюда, помня, что я направлялся к бабушке? Или мне не стоило переоценивать его?

- О, избавьте меня от этого гороха, я пойду позвоню пока, разберитесь тут сами, оки? - Эш поднял руки вверх, как будто сдаваясь, а затем достал телефон и пошёл вдоль по пиру к воде, набирая номер контакта.

Я провожаю лиса взглядом и, вздохнув, снова перевожу его на Илая.
- Ты серьезно? - Наверное, лучшей защитой нападение сейчас не было, но мне правда был интересен ход его мыслей. - Скажи, ты и тогда думал, что я тебя бросил ради кого-то другого? - Я подошёл к Илаю ближе, поскольку на пирсе было ветрено, волосы лезли в глаза и приходилось постоянно поправлять их. Я прищурился и покачал головой. - Ты неисправим. - Мне хотелось уткнуться лбом в его грудь и просто попросить помолчать, пока он не наговорил ещё глупостей. Отослать его обратно в Новый Орлеан, попросить - давай без сцен, хотя бы сегодня, хотя бы в этот раз? Но вместо этого у меня пустыня Сахара во рту, потому что я знаю, что не могу на него накричать или упрекнуть его в чём-то. Илай всё делал правильно, подставлялся, но поступал так, как поступил любой другой бы человек. Волк. Не важно.

Косячил на поворотах всегда я.
- Прости, мне было необходимо сбежать от тебя, я написал записку. Малодушно, да? - Я усмехнулся кисло. - Ты этого, наверное, не поймёшь, но я действительно стал убийцей. Я убил тех вампиров, что меня обратили. Вернее, я так думал. Пока этой ночью не почувствовал, что моя создательница сидит у меня на хвосте. Мне пришлось сбежать. - Я протягиваю руку и хватаюсь за край куртки Илая, будто намекая, что теперь я его никуда не отпущу - сам напросился, раз прилетел сюда. - Я не хочу, чтобы они узнали, что ты - моя слабость, понимаешь? Я не смогу отвечать за твою сохранность. А ради своей, я приехал сюда, чтобы вступить в клан. Эштон, - я кивнул в сторону пирса, где прогуливался лис, о чём-то ярко жестикулируя. - Имеет там контакты и поможет мне устроить с ними встречу. Он просто информатор. Я же говорил тебе, что у меня никого не было с тех пор, как мы... - Я отвёл взгляд, смотря на то, как волны Гудзона разбиваются о сваи, моя рука отпустила его куртку и спряталась в карман пальто. - Мне страшно. - Признаюсь глухо я. - В этом клане состоит моя бабушка. Я хочу поговорить с ней о том, что случилось. Возможно она знает более точно, кто стоит за заказом убийства. Я хочу знать. Мои родители были добры к тебе, и если ты ценишь всё то, что они сделали для тебя и для меня, то ты должен понять, насколько это важно.

- Тебе опасно быть в Нью-Йорке, Илай. Твой отец, он... - Я подбираю слова с трудом. - Не знаю, в курсе ли ты, но он инквизитор. И если он узнает, что его собственный сын стал волком... Он тебя не пожалеет. - Я качаю головой, ссутуливая плечи.

Отредактировано Phobos Wander (11.09.2023 12:20:52)

Подпись автора

кордред