Самое прекрасное во всём происходящем не их обоюдное удовольствие друг от друга; не острое вожделение вкупе с новыми невероятными чувствами, в которые оба ныряют так самозабвенно и без оглядки; да, безусловно, это великолепно, это то, ради чего стоит вообще жить и топтать эту многострадальную землю своими грешными ступнями, но для Слуаха главное счастье заключается совсем в другом… Рю расцветает – он как бутон пиона, напитывающийся живительной влагой, как цветок подсолнуха, повернувшийся к солнцу, как поверхность водоёма, когда на нём утихает любая рябь, и во всём этом образе Слуах видит чистого юношу, истинного, свободного от уздцов боли и чужой власти. Он счастлив от того, что мальчик смакует не только его грешную гадкую плоть как величайший деликатес, но и от того, что тот познаёт настоящий вкус воли и свободы быть самим собой, а не тем, кем его заставляют быть. И почему-то мужчина предельно уверен, что теперь в жизни мальчика всё будет совсем по-другому – как и в его собственной жизни, которая, наконец, обрела качественно новый смысл.
[indent] Пока они смотрят друг другу в глаза, кажется, будто некие тайные истины и договоры выстраиваются между ними магической тайнописью – их взаимные внезапные чувства, их тяга, их идеальное взаимодополнение, всё это как будто бы одобряется кем-то свыше и закрепляется между ними, между их сердцами и душами. Собственное сердце Слуаха почти болезненно затрещало, разрываясь от величины чувств, которые теперь были даже сильнее, чем его чувства, когда он впервые увидел малыша Бетмору, закутанного в замшелую рыболовную сеть, украшенную золотыми ракушками. Нет, что бы ни случилось, но он обещает себе, что позаботится об этом мальчике, что даже в случае разлуки найдёт и вытащит его из порочного круга разочарований и одиночества – а пока что позволяет им наслаждаться друг другом. Слуах ни с кем такого не испытывал – никто не был так чист, так предан и так искренен – он не может оторвать взора от кроваво-алого глаза Рю, в середине которого опасным прицелом сияет белая радужка; словно дикая тропическая орхидея или алмаз в реках жертвенной крови. Его драгоценность, которой он теперь не намерен ни с кем делиться!
[indent] Стоны Рю отзываются у него в ушах, мигом пробегаясь табуном мурашек к паху, в основание члена, пока юноша насаживается на головку, никуда не торопясь и смакуя свою плоть – кошачьи клыки, измазанные в чёрной крови, отпечатываются в сознании чернильной соблазнительной картиной, дополняемой кармином алых щёчек, которые так и хочется облизать. Пальцы сильнее впиваются в ягодицу, отодвигая её в сторону, дополнительно оттягивая и повышая чувствительность входа, пока Рю опускается ниже, и ниже…
[indent] – Ах-х-х, да!.. Рю… – рычит Слуах совсем громко, что их наверняка, можно услышать в коридоре из-за тонкой ставни, когда его мальчик усаживается ягодицами на его оголённый пах. Ему всё равно, кто и что о них может подумать – он не стыдится ни того, насколько он громок, ни того, что они с Рю делают друг с другом, ведь это так прекрасно и никому этого не понять; ведь никто из мужчин Рю не любил его, а вот Слуах…
[indent] Когда юноша льнёт к нему, прижимаясь своим личиком к его шее, Слуах чувствует лёгкий запах соли – похоже опять на слёзы, но он не чувствует в них ни боли, ни страха, лишь удовольствие и счастье… И мужчина улыбается, укладывая освободившуюся руку, которой до этого придерживал собственный член, Рю на затылок, поглаживая, проявляя помимо своей звериной страсти ещё и свою отеческую ласку. Он здесь, он никуда не уйдёт…
[indent] – Ты можешь плакать столько, сколько хочешь… Можешь смеяться, капризничать, можешь делать всё, что захочешь… Ты свободен… – единым речитативом шепчет Слуах на ухо мальчику, будто некое тайное древнее заклинание, а после, когда они снова соприкасаются взглядами, широко улыбается кривоватыми белыми зубами, позволяя своему мальчику любые возможности действий.
[indent] И тот пользуется выданным ему карт-бланшем, приподнимаясь – медленно, как будто мучая, но при этом демонстрируя, что и сам не хочет выпускать из себя чужую плоть, и оттого Слуаху становится жарче, чем в непосредственной близости от вулкана. Они оба замирают на доли мгновения, после чего Рю опускается до шлепка ягодиц об оголённую кожу своего мужчины, и тот вновь громко рычит, теперь уже совсем не по-человечески – бёдра нетерпеливо двигаются навстречу, коротко подмахивая. Но он тоже не торопится – прикусывает вновь нижнюю губу, удерживая себя в сладкой узде, глядя на оголённую длинную и крепкую шейку мальчика, как выпирает нежная косточка адамового яблока, как светятся изгибы ключиц в V-образном вырезе его кимоно, и мужчина тянется своей рукой к этой бархатной коже, сначала оглаживая и изучая шею, а после спускаясь вниз, к плоской юношеской груди, чтобы запустить руку за ворот.
[indent] Но этого мало – нестерпимо мало… Слуах хочет больше и он себе это позволяет – а именно тянется уже обеими руками к ткани на плечах, желая стянуть ненужные тряпки, но не рассчитывает силы – ткани рвутся у Рю между лопаток и двумя увядшими лепестками скатываются с его плеч к локтям, на что мужчина плотоядно и довольно выдыхает; да, теперь всё как надо.
[indent] – Я куплю тебе новое и самое красивое… Сколько захочешь… – обещает Слуах и, уложив одну руку с выпущенными наполовину когтями Рю между лопаток, притягивает свою милую Звезду к себе, чтобы впиться губами в сладкую горошинку соска. Другая же ладонь вновь кочует к ягодице, тиская её и потягивая вверх, безмолвно умоляя подвигаться ещё немного – и член согласно ощутимо отдаётся внутри Рю терпкой пульсацией.
[icon]https://i.imgur.com/cd2WN91m.jpg[/icon][nick]Sluakh[/nick][lz]<br><center><div class="name a"><a href="ссылка на анкету">Слуах</a></div><div class="nameb">вендиго</div>ледяное сердце, которое умеет любить</center>[/lz][status]где ты?..[/status]
голый коп
злой коп
добрый коп
